Двадцать тысяч лье под водой (1870). Таинственный остров является символом земного шара, отданного в распоряжение заинтересованных в его преобразовании людей «Как будет угодно господину профессору»

Выбор пути

Авраам Линкольн родился 12 февраля 1809 г. в штате Кентукки в семье бедного фермера. Всё её благосостояние зависело от клочка земли, на котором работали родители Авраама, Томас и Ненси Линкольны. С детства Авраам привык трудиться, помогая родителям обрабатывать землю, охотясь и собирая лесные ягоды. Американских фермеров в начале XIX в. подстерегало много опасностей. Нападения индейцев, эпидемии, истощение земли заставляло их часто переезжать с места на место. В 1816 году семья переселилась на юго-запад Индианы, которая незадолго до этого была принята в союз. Обработка земли и скудная жизнь на границе продвижения поселенцев на Запад между дикой местностью и цивилизацией требовала от них больших физических и духовных сил. Недостаток медицинского обслуживания привел к жертвам и в семье Линкольнов: его младший брат умер в раннем возрасте, в 9 лет он потерял свою мать, а несколько лет спустя от родильной горячки умерла его старшая сестра.

Отец вскоре снова женился. Мачеха, которая сама имела троих детей от первого брака, воодушевила детей на чтение. В общей сложности Авраам посещал школу в течение одного года. Сам он говорил так: "Бесспорно, что, когда я достиг совершеннолетия, я знал немного. Однако я кое-как читал, писал и считал, и это было всё, что я мог". Библию, которая во многих семьях пионеров было единственной книгой в доме, и несколько других произведений, которые он смог достать - среди них "Робинзон Крузо", "Странствия паломников" и басни Эзопа 1 изучил с особой основательностью. Его речи впоследствии свидетельствовали о глубоком знании Священного Писания, что тогда не было удивительным. Ошеломляюще действовали его цитаты из Библии, метко применяемые к обыденным событиям.

Рабство занимало значительное место в сознании Линкольна. Его дядя и отец дяди имели рабов. Его отец, напротив, решительно отвергал рабство, хотя и не только по этико-моральным причинам, будучи простым рабочим, он на собственной шкуре почувствовал, что значит конкурировать с трудом рабов. Многократно семья переезжала, строила бревенчатый дом и возделывала землю. В 1830 году они вновь переехали дальше на запад в Иллинойс, который двенадцать лет назад стал как свободный от рабства штат частью союза. Тем временем выросший Авраам работал какой-то период на отца, в то время возникло его прозвище "щепкоруб", данное ему за умелое и ловкое умение работать топором. Потом он покинул семью, нашел временную работу и во время одной из поездок на лодке по Миссисипи вниз до Нового Орлеана познакомился не только с просторами тогдашних США, но и увидел дефицит инфраструктуры, которая еще недостаточно связывала отдельные регионы между собой. Впечатления от этой поездки, так же как и посещение невольничего рынка с группами скованных цепью и при этом поющих рабов, глубоко потрясли его. По возвращении он поселился в маленькой деревушке Салем в Иллинойсе, где работал почтмейстером, торговцем и землемером.

В течении нескольких лет Линкольн изучал право, рассчитывая получить лицензию адвоката. Вкруг его интересов входили также история и филология, он самостоятельно изучал математику и механику. Живя среди простых людей, Линкольн сумел завоевать авторитет успехами в спортивных состязаниях, особенно в борьбе.

Природа наградила Линкольна яркой внешностью. Огромного роста, с необыкновенно длинными руками и ногами, его фигура выделялась в любой толпе. Один из современников Линкольна вспоминал, что от него веяло магнетизмом и энергией, которые притягивали к нему людей.

Когда губернатор Иллинойса призвал добровольцев в связи с индейской войной "Черных соколов", Линкольн, чьи бабушка и дедушка по отцовской линии были убиты индейцами, пошел на военную службу и был выбран своими товарищами капитаном. Его служба в армии была недолгой и прошла без особых происшествий для его подразделения.

Становление политика

Первые шаги в политике Линкольн сделал в 1834 г. Должность капитана так усилила его уверенность в себе, что он постарался получить место в палате представителей Иллинойса. В предвыборной борьбе выступал за расширение и улучшение инфраструктуры и развитие образования. После неудачи в первой попытке Линкольн был избран два года спустя и утвердил свой мандат как член партии вигов до 1842 года. В этот период он активно действовал как лидер своей партии и председатель комитета по финансам. В Иллинойсе Линкольн прошел отличную политическую школу, завоевал авторитет коллег. В 1836 году Линкольн сдал сложный экзамен и получил право на собственную адвокатскую практику. Став юристом, он перебрался в город Спрингфилд. Линкольн впервые в жизни начал хорошо зарабатывать. Для этого ему приходилось практиковаться по всему судебному округу. Каждую весну и осень он верхом или в коляске проезжал сотни миль по малонаселенным прериям от одной деревушки к другой, разбираясь в тяжбах фермеров. Дела по большей части были мелкими, а гонорары за них – ничтожными. Глубокими знаниями юриспруденции и бескорыстностью Линкольн добился известности в штате Иллинойс.

Профессионально ему сначала не везло, и у него часто были долги, которые он всегда отдавал до последней копейки. Если учесть его происхождение, то Линкольн прошел впечатляющий путь: почти как в поговорке "из бедняков в богачи", бедный сын пионера-переселенца, еще не достигнув тридцатилетнего возраста, стал юристом, имеющим свою практику, и политиком, стоящим в центре внимания общественности. Он уже тогда был воплощением человека, "сделавшего самого себя", и тем самым "Американской мечты". Его женитьба в 1842 году на Мэри Тодд, дочери плантатора с Юга, только дополнила картину социального взлета. У них было четыре сына, но до зрелого возраста дожил только один Роберт Тодд.

Когда Линкольн вступил на политическую арену, президентом был Эндрю Джексон. Линкольн разделял симпатии Джексона к простому человеку, но не его понимание философии государственных прав, того, что федеральное правительство должно во имя общего блага воздерживаться от всех экономических инициатив и урегулирований. Его политическими образцами являлись Дэниел Уэбстер и Генри Клей, которые через мероприятия Конгресса и федерального правительства пропагандировали экономическую консолидацию союза. Под лозунгом "американская система" они требовали унификации банковского дела и валют, улучшения инфраструктуры и развития американской промышленности посредством протекционистских пошлин. Как большинство политиков-вигов, Линкольн был сдержан в вопросе рабства: он отвергал "специальный институт" эмоционально и морально, но не хотел быть причисленным к аболиционистам, подстрекательскую риторику которых резко критиковал.

Убийство издателя аболиционистской газеты Элайджа Лавджойя в 1837 году, с неохотой осужденное Конгрессом Иллинойса, стало поворотным моментом в политическом развитии Линкольна. Этот случай побудил его к первой принципиальной речи в лицее "Молодых людей" в Спрингфилде. Используя в своей речи мотивы и элементы романтики, он подчеркнул основные ценности американской демократии и наследие отцов-основателей нации. Конституция и законы должны почитаться как своего рода "политическая религия". Безудержное господство черни - как в случае суда Линча - никогда не должно угрожать национальному согласию. При этом аболиционизм 2 не казался ему верным путем для решения проблемы рабства.

Следующей ступенькой в политической карьере Авраама Линкольна стало его избрание в палату представителей конгресса США в 1847 г. Работа в конгрессе открывает возможность претендовать на место в правительстве страны. Однако Линкольну не удалось в этот раз выделиться среди американских законодателей. Более того, выступив против американской агрессии в Мексике и политике президента Полка, Линкольн нажил себе много политических врагов. Дело было в том, что США в то время вели активную внешнюю политику по захвату земель соседних стран, особенно Мексики. При помощи оружия и денег американцы за первую половину XIX в. увеличили свою территорию в 3,5 раза. Большинство населения страны поддерживали такие действия правительства. Линкольн, будучи убежденным противником войн, решительно высказался против американского вторжения в Мексику. Оценивая действия правительства, он заявлял, что "политический курс демократов ведёт к новым войнам, территориальным захватам, к дальнейшему распространению рабства".

Когда в 1849 г. срок его пребывания в палате представителей истёк, он даже не пытался выставить свою кандидатуру. Возвращение из конгресса домой в Спрингфилд ознаменовало наступление худшего периода в жизни Линкольна: он потерял политическую популярность, его адвокатская практика значительно уменьшилась, появились большие долги. Но за последующие три-четыре года, благодаря упорству и знаниям. Линкольн стал ведущим юристом штата Иллинойс. Взявшись за то или иное дело, он всегда добивался досконального расследования, до тонкостей знал относящиеся к делу законы, умел преодолеть все формальности и добраться до сути вопроса. Путешествуя по судебному округу, он восстановил былую популярность.

Закон Канзас-Небраска 1854 года усилил политическую поляризацию и способствовал роспуску прежней партийной системы и возникновению новой политической ситуации. Виги, северное крыло которых настаивало на однозначном отказе от рабства, потеряли поддержку на Юге, и партия распалась. Политический вакуум заполнила вновь образованная республиканская партия, которая организовала сопротивление закону Канзас-Небраска. Неудачная проба сил в конгрессе не заставила Линкольна отказаться от политической деятельности. Конфликты политически разбудили Линкольна и подстегнули к активности. В 1856 году он примкнул к республиканцам и взял на себя роль лидера в Иллинойсе. Состав партии не мог быть более неоднородным: демократы, выступающие против рабства, бывшие виги, аболиционисты, трезвенники и нативисты составляли конгломерат, основой объединения которых являлась цель не допустить дальнейшего распространения рабства. За исключением аболиционистов, эти группировки не выступали за уничтожение рабства в областях, где оно уже существовало. Для них важными были, прежде всего, новые территории, еще "свободная земля". Программа республиканцев свелась к общеизвестной формуле "Свободная земля, свободный труд, свобода слова, свободный человек".

В это время политическая борьба внутри США шла вокруг вопроса о неосвоенных землях на западе страны и о территориях, захваченных у других стран. Южные штаты, где процветало плантационное рабовладельческое хозяйство, хотели распространить рабство и на новые территории. Северные штаты, где рабства не было, считали, что эти земли должны достаться свободным фермерам и промышленной буржуазии. Но вопрос о свободных землях был лишь частью более сложного и важного для США вопроса о будущем страны в целом: будут ли в ней развиваться капиталистические формы собственности или верх возьмет плантаторско-рабовладельческая система хозяйства. Очень остро стоял вопрос о рабстве. Во всем цивилизованном мире оно было осуждено и работорговля запрещена. США же, так гордившееся своей демократией, продолжали тайно покупать рабов и ввозить их в страну.

Негры никогда не мирились со своим ужасным положением. Они поднимали восстания, бежали на Север, но плантаторы Юга жестоко подавляли восстания, устраивали на бежавших рабов облавы, словно на диких зверей. В 1850 г. они добились права охотиться за беглыми рабами на территории всей страны. Передовые люди с сочувствием относились к борьбе негров и выступали за отмену рабства в США. Наиболее решительные из них, объединившись с рабами, вступали на путь вооруженной борьбы против рабовладельцев. Так, в 1859 г. Джон Браун, создав небольшой отряд из беглых и негров, попытался поднять восстание за освобождение всех рабов Юга. Но местное население не поддержало восставших, Джон Браун был схвачен и казнен.

Авраам Линкольн был яростным противником рабства. "Я ненавижу рабство, потому что рабство само по себе несправедливо", - говорил Линкольн. Но как политик понимал, что попытки крутыми мерами покончить с позорным явлением лишь приведут к войне и распаду государства. Близким он признавался, что вопрос об отмене рабства и сохранении Союза штатов является для него сложнейшей проблемой. Поэтому в своих политических высказываниях он был чрезвычайно осторожен.

С растущим беспокойством Линкольн наблюдал за событиями "Кровавого Канзаса", где сторонники и противники рабства развязали партизанскую войну. Он был глубоко возмущен тем, что Верховный суд в приговоре Дрейда-Скотта в 1857 году явно оправдал рабство и тем самым практически отменил "Компромисс Миссури". Когда известный сенатор-демократ Иллинойса Стивен Е. Дуглас, главный ответственный за закон Канзас-Небраска, в 1858 году захотел выдвинуть свою кандидатуру на выборы. Линкольн выступил оппозиционным кандидатом от республиканцев. Публичные дебаты обоих политиков привлекли десятки тысяч людей: массы приезжали, частично даже специальными поездами, чтобы послушать устраиваемые в семи городах Иллинойса словесные дуэли между "Маленьким гигантом" Дугласом (1,62 м) и "Высоким молокососом" Линкольном (1,9 м). Линкольн проиграл выборы, однако, благодаря словесным сражениям, которые вращались в основном вокруг рабства, привлек к себе национальное внимание и приобрел важные политические преимущества для своей дальнейшей карьеры. Речь Линкольна, лозунг которой был взят из Нового Завета (от Матфея 12, 25): "И всякий дом, разделившийся сам в себе, не устоит", особенно глубоко проникла в общественное сознание.

Ее основной тезис гласил, что Соединенные Штаты не могут постоянно выносить существование рабства и свободного общества и что американцы поэтому вынуждены выбирать ту или другую систему. Когда Дуглас обвинил своего соперника в аболиционизме. Линкольн парировал теорией заговора, которая гласила, что влиятельные демократы, включая президента Бьюкенена, хотят распространить рабство сначала на новых территориях, а потом и на весь союз. Линкольн знал, что для этого нет точных доказательств, но он сознательно сделал обвинение частью своей предвыборной стратегии, которая уже тогда, как он сам признавал, имела долгосрочные перспективы. Дуглас смог защитить кресло сенатора от Линкольна благодаря своему опыту и выступлению за принцип "суверенитета народа", который предоставлял решение о допуске или запрете рабства на усмотрение штатов и территорий. В некоторых пунктах он так далеко пошел навстречу своему президенту, что его популярность на Юге резко упала. Дебаты, однако, ясно показали, что разделяло обоих: в отличие от Дугласа Линкольн считал рабство злом, которое отвергал.

Линкольн считал, что сохранение Союза важнее всех остальных проблем. "Несмотря на то, что я ненавижу рабство, я скорее соглашусь на его расширение, чем увижу союз распавшимся", - говорил он. Перспектива борьбы Юга и севера страны представлялась Линкольну так: "Дом, разрушенный ссорами, не может устоять. Я уверен, что нынешнее правительство не может быть устойчивым, оставаясь наполовину рабовладельческим, наполовину свободным. Я не ожидаю, что союз будет расторгнут, что дом рухнет, и считаю, что раздоры в нем прекратятся. Он станет или полностью свободным, или полностью рабовладельческим". Линкольн был уверен в возможности мирного решения спора между Севером и Югом. В душе он надеялся, что если рабство будет ограничено только южными штатами, то постепенно оно само отомрёт. Рабский невольничий труд приводил к тому, что земля плохо обрабатывалась и скудела, и плантаторам, чтобы получать прибыль со своего хозяйства, приходилось постоянно расширять территории своих владений.

Конец 50-х гг. XIX в. был поворотным моментом в жизни Линкольна. Активно участвуя в политических спорах, он приобрел широкую известность в стране. Выступая в различных уголках страны, Линкольн проявил себя как умный и осторожный политик. Он не стал поддерживать требование отмены рабства и стремился всеми силами не допустить гражданской войны. На партийном конвенте республиканцев в Чикаго в мае 1860 года Линкольн был выдвинут кандидатом на пост президента в третьем туре. Как компромиссный кандидат с относительно малым количеством врагов, он умело обошел своих известных конкурентов Уильяма Сюарда и Салмона Чейза. Его соратником и кандидатом на пост вице-президента стал убежденный противник рабства Ганнибал Хэмлин из Мэна. Предвыборная программа республиканцев отвергала рабство на новых территориях, но не требовала его устранения в южных штатах. Она осуждала "распродажу интересов" администрацией Бьюкенена Югу, обещала в перспективе закон о быстром заселении западных областей, выступала за более свободные положения по принятию гражданства и улучшение инфраструктуры. Линкольн публично не выступал во время предвыборной борьбы, но из Спрингфилда осуществлял хорошо продуманное руководство.

Тем временем демократическая партия раскололась о вопрос рабства: ее северное крыло голосовало за Дугласа, южное за Джона Брекинриджа. И она действительно вышла на выборы с двумя кандидатами - обстоятельство, выгодное Линкольну. Обе партии вели свою предвыборную борьбу не за конкретное содержание, а за более общие ценности, которые олицетворяли кандидаты. "Честный Эйб" Линкольн идентифицировался при этом с такими качествами, которые до сегодняшнего дня составляют его миф: трудолюбие и трудовая этика, честная скромность пионера, который добился подъема из бедности и, не забывая своего происхождения и связи с народом, стал кандидатом на высшую должность. Он представлял собой не только социальную мобильность, но и честность и способность оставаться верным самому себе. Эти свойства контрастировали со скандалами и коррупцией администрации Бьюкенена. Предвыборная борьба мобилизовала американское население в невиданной до этого времени степени. 6 ноября 1860 года участие в выборах впервые превысило 80 процентов. Неудивительно, что Линкольн, который подвергался нападкам южных демократов как аболиционист и "черный республиканец", своим избранием обязан исключительно голосам Севера, хотя получил 40% голосов, отданных по всей стране, все они, с небольшими исключениями, из плотно заселенных северных штатов, так что со своими 180 голосами выборной коллегии даже при сплоченности демократов он имел недосягаемый отрыв.

На посту президента

Линкольн применял протекционистскую систему при раздаче должностей еще последовательнее, чем его предшественники. Уже весной 1861 года 80 процентов управляемых до этого демократами политических постов были заняты республиканцами. Доброжелательность, справедливость к оппонентам, уравновешенность, юмор и великодушие Линкольна позволили создать хорошо работающее правительство. При распределении постов в кабинете Линкольн проявил большую политическую ловкость: важнейшие посты, такие как министр иностранных дел, министр юстиции и министр финансов, он отдал своим прежним конкурентам - республиканцам Уильяму Сьюарду, Эдварду Бейтсу и Салмону Чейзу. Президент умело лавировал между мнениями министров правительства. Он терпеливо выслушивал всех, но решение всегда принимал сомостоятельно.

Избрание Линкольна вызвало у южан чрезвычайную тревогу, и время до его введения в должность в начале марта оказалось тяжелым для него самого и для всей нации. Еще до этого некоторые рабовладельческие штаты грозили отделением в случае победы республиканцев, и как раз это и случилось перед Рождеством. Южная Каролина была первым штатом, который расторг свой союз с другими штатами. До 1 февраля 1861 года первой волной последовали отделения Миссисипи, Флориды, Алабамы, Джорджии, Луизианы и Техаса. Решения принимались соответственно конвентами штатов, выбранными населением. Еще находящийся в должности президента Бьюкенен допустил, чтобы отделившиеся южные штаты приняли в свое владение находящиеся на их территориях федеральные укрепления, форты и арсеналы оружия. Только две крепости, одна из них форт Самтер, расположенный на острове перед портом Чарльстоун, остались во владении союза. В начале февраля 1861 года отделившиеся штаты провозгласили "Конфедерацию штатов Америки" и сделали ее президентом бывшего сенатора и военного министра Джефферсона Дэвиса.

Стремясь восстановить национальное единство и сознавая, что штаты "верхнего Юга" пока вели себя лояльно, Линкольн в своей инаугурационной речи 4 марта избегал резких тонов. Он сравнил требование отделения с анархией, но вновь подчеркнул, что и не думает угрожать рабству там, где оно уже существует. Президент дал явно понять, что не помышляет о военном конфликте, что судьба нации находится в руках южан. Они не клялись насильно разрушить союз, в то время как он сам поклялся его сохранять, беречь и защищать.

Конфедералисты не обратили особого внимания на призыв Линкольна, а последние неохотные попытки по средничества в Конгрессе остались безуспешными. Когда президент отказался отдать форт Самтер Югу, то войска Южной Каролины ответили на это 12 апреля обстрелом форта. Гражданская война началась. Срочно отделились следующие четыре штата: Теннесси, Арканзас, Северная Каролина и Виргиния, чья столица Ричмонд стала также столицей Конфедерации. Пограничные штаты Кентукки, Миссури, Делавэр и Мериленд - все рабовладельческие штаты - сначала колебались, но после колебаний и внутренних разногласий остались в союзе. Итак, 23 штатам союза с примерно 22 миллионами жителей противостояли 11 конфедеративных штатов, в которых проживало 5,5 миллионов белых и ровно 3,5 миллиона рабов.

Как президент Линкольн был главнокомандующим всех вооруженных сил, это требовало от него много времени и энергии. Кроме краткой службы капитаном в войне "Черных соколов" у него не было военного опыта. Однако во время войны он развил очень скоро способность оценивать стратегическое положение и необходимые оперативные действия. В качестве первой меры он призвал все штаты союза к мобилизации 75 000 добровольцев, с которыми хотел подавить "мятеж". Население на Севере откликнулось на этот призыв с большим энтузиазмом. 19 апреля Линкольн приказал предпринять морскую блокаду, чтобы парализовать торговлю Конфедерации и пресечь ввоз военных грузов из Европы.

На полях сражений лучше обученные и руководимые войска южных штатов наносили чувствительные удары союзу. После поражения при Булл-Ран в Виргинии, где северные войска были обращены в бегство в июле конфедералистами, Линкольн потребовал увеличения войск до 500 000 человек. Надежда быстро принудить мятежников к капитуляции уступила место реальной оценке, что предстоит длительная и жестокая война. Линкольн призвал в Вашингтон генерала Мак-Клелана, чтобы реорганизовать деморализованные войска, и сделал в ноябре "нового Наполеонам своим командующим - выбор, оказавшийся проблематичным. Благодаря осторожно-выжидательным действиям генерала Линкольн попал под политическое давление из его собственных рядов. Население хотело наконец увидеть победы, и к тому же Мак-Клелан принадлежал к демократической партии, что еще более усиливало скепсис прежде всего радикальных республиканцев.

Естественно, военные операции имели решающее значение для продвижения войны. С точки зрения Линкольна было очень важно найти связующую политическую концепцию, которая придала бы смысл этой борьбе. Конфедеративному правительству в этом отношении было относительно просто: южные штаты боролись за свою независимость, сохранение их основанной на рабстве общественной системы и защиту их собственной территории. Север же боролся за принцип: за единство нации - и только позже, и во вторую очередь, за ликвидацию рабства.

В 1862 г. правительство ввело новые налоги на богачей и приняло закон о конфискации имущества мятежников. 20 мая 1862 г. был принят закон, дававший право всякому гражданину США имевшему 10 долларов, получить на Западе участок земли в 160 акров (закон о гомстедах). Через пять лет участок переходил в полную собственность поселенца. Этот закон имел огромное значение для исхода воны. Фермеры и рабочие, добивавшиеся этого закона десятки лет, поверили своему правительству.

Единственно приемлемое решение для президента было в отмене отделившимися южными штатами своего заявления о независимости и возвращении в союз - это открыло бы, как недвусмысленно выразился Линкольн, простор для переговоров по вопросу рабства. Прежде всего для него важно было сохранение нации, хотя он и испытывал природную неприязнь к южной общественной системе. 22 августа 1862 года он отвечал радикально-республиканскому издателю "Нью-Йорк Трибюн" Хорасу Грилий на вопрос, почему он медлит с освобождением рабов: "Моей высшей целью в этой борьбе является сохранение союза, не сохранение или уничтожение рабства. Если бы я смог спасти союз, не освободив ни одного единственного раба, я бы сделал это, и если бы я мог спасти его, освободив всех рабов, я бы сделал это, и если бы мог спасти его, освободив одних рабов, а других не освободив, я бы сделал это. Что я предпринимаю в вопросе рабства и для цветной расы, я делаю потому, что верю, это поможет сохранить союз... Этим я объяснил здесь мое намерение, которое рассматриваю как официальный долг. И не намерен изменять мое часто высказываемое личное желание, что все люди везде должны быть свободны".

Несколько недель спустя после этого письма, 22 сентября 1862 года, когда войска южных штатов после битвы под Антейтэм вынуждены были уйти из Мериленда, Линкольн счел, что наступил подходящий момент для обнародования давно созревшего решения: он издал предварительную декларацию свободы, согласно которой все рабы, находящиеся после 1 января 1863 года в "мятежных штатах", объявлялись свободными. Это географическое ограничение должно было обеспечить лояльность населения в пограничных штатах и в уже занятых областях. Она означала также уступку умеренным избирателям на Севере, для которых уничтожение рабства не являлось мотивом для войны, но которые понимали, что этот шаг может облегчить победу союза.

Часть радикальных республиканцев критиковала декларацию, обосновывая это тем, что она освобождает рабов там, где они в настоящий момент не могут быть освобождены, а именно - на вражеской территории, и не освобождала там, где это было возможно, а именно в оккупированных областях и в пограничных штатах, примкнувших к союзу. Этот безусловно меткий аргумент, однако, не мог скрыть символическую взрывную силу декларации, которая прямо или опосредованно принесла свободу почти трем миллионам рабов.

Внешнеполитически декларация Линкольна лишила правительства Англии и Франции всякой возможности вступить в войну на стороне Конфедерации. Так как теперь речь шла о войне "за" или "против" рабства, то общественность в обеих странах, которые давно уничтожили рабство в своих колониальных областях, однозначно взяла сторону северных штатов. Линкольн отлично понимал, что декларация свободы не имела прочной конституционно-правовой основы. Только правильно изданное дополнение к конституции могло окончательно решить судьбу рабства еще до окончания войны. Без этого шага рабовладельцы юридически могли бы потребовать назад свое "имущество" - т. е. освобожденных рабов, так как декларация была действительна лишь как военная мера. Поэтому Линкольн сделал все, что было в его власти, чтобы ускорить ратификацию изданного Конгрессом 13-го дополнения к конституции об окончательном уничтожении рабства отдельными штатами.

Президент проявил себя также как талантливый дипломат. Ярким примером может служить так называемое "дело Трента". На борту английского судна "Трент" два дипломата конфедерации направлялись в Великобританию и Францию, чтобы склонить европейцев к оказанию помощи Югу. Однако английское судно был задержано северянами, а посланники южан арестованы. Правительство Великобритании расценило действия северян как оскорбление. Линкольн понимал, что вступление англичан на стороне Юга недопустимо, и освободил дипломатов. Угроза войны с Великобританией исчезла.

Своими действиями против противников войны на Севере и временной декларацией свободы Линкольн предоставил демократам достаточно аргументов для борьбы на предстоящих выборах Конгресса. Тем временем был уже издан популярный закон о заселении, который облегчал приобретение земли для фермеров на Западе, но последние поражения войск союза в сочетании со спадом производства и быстро растущей инфляцией привели к потерям в республиканской партии. Демократы протестовали против, по их мнению, слишком произвольной интерпретации конституции Линкольном, используя предвыборный лозунг "За конституцию, как она есть, и за союз, каким он был", и требовали возвращения отделившихся штатов без отмены рабства. Хотя отрыв республиканцев в палате представителей уменьшился с 35 до 18 мест, они сохраняли в обеих палатах Конгресса свое большинство.

В январе 1863 года демократы усилили нападки на Линкольна и его стиль ведения войны и потребовали мирных переговоров с конфедератами. На основании таких публичных высказываний был арестован и приговорен военным трибуналом к заключению в тюрьму ведущий лидер этого движения, депутат Конгресса Валландигхэм из Огайо. Линкольн, однако, позволил ему покинуть союз и уехать на Юг. Отмена президентом гарантии Habeas Coгрus коснулась в этом случае даже политика. Такие меры предпринимались еще не раз, но это не привело к подавлению оппозиции администрации Линкольна на Севере. Новой внутриполитической искрой послужила военная обязанность, впервые в истории Соединенных Штатов введенная 3 марта 1863 года. Особенно спорными были положения, которые позволяли богатым американцам выставлять вместо себя подставных лиц и откупаться от военной службы. В городах усилилась напряженность, и в июле 1863 года начались волнения и уличные бои, подавленные с применением военной силы. В этих выступлениях протеста погибло более 100 человек, среди них много негров, павших жертвой судов Линча.

Только летом 1863 года Северу удалось эффективно использовать свое огромное материальное и численное преимущество. Перелом наступил в июле 1863 год а в битве под Геттисбергом в Пенсильвании, где столкнулись два войска общей численностью в 160 000 солдат, из которых три дня спустя погибло более одной четверти. Войска союза с трудом смогли удержаться, и конфедераты под руководством генерала Роберта Ли вынуждены были отступить в Виргинию. Почти одновременно войска союза под командованием генерала Улисса Гранта добились успехов на западном фронте и овладели укрепленным городом Виксбергом на Миссисипи. Теперь вся долина Миссисипи находилась в руках Севера, а Конфедерация была разрезана на две части в направлении с севера на юг.

19 ноября 1863 года в Геттисберге Линкольн произнес по поводу открытия большого солдатского кладбища свою самую знаменитую речь, Геттисбергское обращение, вошедшую в мировую литературу. Президент использовал печальный повод для того, чтобы воплотить в слове давно лелеемые мысли о смысле войны. Над могилами погибших он определил значение гражданской войны в десяти предложениях. Используя блестящие формулировки, остановился на фазе основания нации и на основных демократических ценностях, за которые Соединенные Штаты отвечают: равноправие всех людей, их право на свободу и народное правление. Он подчеркнул общность жертв, принесенных северными и южными штатами, и закончил торжественным обещанием, "что эти погибшие умерли не напрасно, что эта нация с божьей помощью переживет возрождение свободы, и что правление народа, благодаря народу и для народа, никогда не исчезнет с лица земли".

В марте 1864 года Линкольн назначил главнокомандующим Гранта, в котором нашел наконец убедительного военного вождя. Вместе с Уильямом Шерманом и Филипом Шериданом Грант осуществил план Линкольна - широкомасштабное и хорошо скоординированное наступление. Сам Линкольн, который обычно до поздней ночи просиживал над военными книгами, взятыми из библиотеки Конгресса, разработал для Соединенных Штатов совершенно новую концепцию главного командования, согласно которой его начальник Генерального штаба (Халлек), военный министр (Стентон заменил Камерона) и главнокомандующий (Грант) получали от него самого координирующие указания. Военная гениальность Линкольна в сочетании с недогматичным подходом к комплексным, новым проблемам современного ведения войны была позже многократно оценена.

Выборы президента 1864 года вошли в историю Америки как самые важные. Народ должен был решать, нужно ли продолжать войну или нет - образованная демократами администрация должна была предложить Югу мир. Соперничество внутри республиканского лагеря и появление влиятельных претендентов на пост президента, прежде всего министра финансов Салмона Чейза, не позволяли определенно сказать, будет ли Линкольн переизбран. К тому же один срок пребывания на посту президента стал почти политической традицией, после Эндрю Джексона ни одному президенту не удалось попасть в Белый дом второй раз. В июле Линкольн был выбран кандидатом Партии союза, но еще сомневался в своем переизбрании. Настроение на Севере склонялось к компромиссному решению, и поэтому не исключалась победа демократов, чей кандидат был никто иной, как уволенный Линкольном в конце 1862 года генерал МакКлелан.

Решающей оказалась победа в сражении: взятие Атланты в Джорджии войсками союза под командованием генерала Шермана 2 сентября 1864 года резко изменило общественное настроение, успокоило внутрипартийные разногласия республиканцев и оттеснило в политический тупик демократическую партию с пропагандируемым ею предложением мира. Победу Линкольна можно было рассматривать как однозначное полномочие для продолжения войны и полного освобождения рабов. Президент быстро представил в Конгресс 13-е дополнение к конституции, где оно было принято необходимым большинством в две трети.

К моменту нового введения президента в должность гражданская война была почти выиграна. В своей второй инаугурационной речи 4 марта 1865 года Линкольн вновь затронул темы Геттисбергского обращения и протянул южным штатам руку примирения: "Без зла к кому-либо и с любовью к ближнему для всех, твердо стоя на праве, данном нам богом, будем же и дальше стремиться к тому, чтобы довести до конца начатое нами дело; перевязать раны нации... сделать все, что может дать и сохранить справедливый и длительный мир у нас самих и со всеми нациями". Так он обозначил свою позицию к реинтеграции южных штатов: снисхождение и примирение, а не наказание и расплата должны определять послевоенную фазу.

Между тем наступление Гранта на Ричмонд и еще более пресловутый "бросок к морю" Шермана, оставивший после себя следы опустошения, деморализовали Конфедерацию и положили начало ее поражению. Сначала Линкольн скептически противостоял планам Шермана, потому что, как и Грант, не понимал стратегический принцип "выжженной земли", который придал войне на заключительной фазе "тотальный" характер. 9 апреля 1865 года генерал Ли капитулировал со своей армией в Виргинии, а несколько недель спустя прекратили борьбу остатки войск Юга.

Переизбрание и убийство

8 ноября 1864 г. на очередных выборах Линкольн был избран президентом на второй срок. Несмотря на возражения ряда политиков и собственные сомнения, Авраам Линкольн победил своего соперника из Демократической партии генерала Дж. Б. Макклеллана. Линкольн считал, что освобождение рабов должно быть закреплено юридически. По его настоянию конгресс 31 января 1865 принял XIII-ю поправку к конституции, запрещавшую рабство на территории США и вступившую в силу после ратификации ее штатами в декабре того же года. Гражданская война в США закончилась, но президент стал одной из последних жертв этой кровопролитной войны. 14 апреля 1865 г., когда страна праздновала победу в Вашингтоне, в театре Форда, Авраам Линкольн был убит выстрелом в голову. Совершив злодеяние, убийца, актер Джон Бутс, фанатичный сторонник южан, выскочил на сцену и выкрикнул: "Так погибают тираны. Юг отомщён!"

Смерть Линкольна буквально потрясла весь мир. Нескончаемы потоком шли люди в белый дом, чтобы проститься с человеком, который вывел страну из тяжелейшего кризиса, сплотив сторонников единства страны и уничтожении рабства. Миллионы американцев, белых и черных, пришли отдать последний долг своему президенту во время длившегося две с половиной недели путешествия траурного поезда из Вашингтона в Спрингфилд, где Линкольн был похоронен на кладбище Оук-Ридж. Трагическая смерть Линкольна во многом способствовала созданию вокруг его имени ореола мученика, погибшего за освобождение рабов.

Память о Линкольне увековечена в мемориале, открытом в американской столице в 1922. Внутри этого беломраморного сооружения скульптор Д. Ч. Френч поместил шестиметровую статую сидящего в задумчивости президента-освободителя.



«Господину Аронаксу,

профессору Парижского музея.

Гостиница «Пятое авеню», Нью-Йорк.

Милостивый государь!

Если вы пожелаете присоединиться к экспедиции на фрегате «Авраам Линкольн», правительство Соединенных Штатов Америки выразит удовлетворение, узнав, что в Вашем лице Франция приняла участие в настоящем предприятии. Капитан Фарагут предоставит в Ваше распоряжение каюту.

Совершенно преданный Вам

морской министр Д. Б. Гобсон».

3. КАК БУДЕТ УГОДНО ГОСПОДИНУ ПРОФЕССОРУ

В момент получения письма от господина Гобсона я столько же думал об охоте за единорогом, сколько о попытке прорваться сквозь ледовые поля Северо-Западного прохода. Однако, прочитав письмо морского министра, я сразу же понял, что истинное мое призвание, цель всей моей жизни в том и заключается, чтобы уничтожить это зловредное животное и тем самым избавить от него мир.

Я только что возвратился из тяжелого путешествия, страшно устал, нуждался в отдыхе. Я так мечтал вернуться на родину, к друзьям, в свою квартиру при Ботаническом саде, к моим милым драгоценным коллекциям! Но ничто не могло меня удержать от участия в экспедиции. Усталость, друзья, коллекции - все было забыто! Не раздумывая, я принял приглашение американского правительства.

«Впрочем, - размышлял я, - все пути ведут в Европу! И любезный единорог, пожалуй, приведет меня к берегам Франции! Почтенное животное не лишит меня удовольствия привезти в Парижский музей естествознания в качестве экспоната не менее полуметра его костяной алебарды».

Но в ожидании далекого будущего предстояло выслеживать нарвала в северных водах Тихого океана, - иными словами, держать путь в противоположную сторону от Франции.

Консель! - крикнул я в нетерпении.

Консель был моим слугой и сопутствовал мне во всех моих путешествиях. Я любил его, и он платил мне взаимностью. Флегматичный по природе, добропорядочный из принципа, исполнительный по привычке, философски относившийся к неожиданным поворотам судьбы, мастер на все руки, всегда готовый услужить, он, вопреки своему имени , никогда не давал советов - даже когда к нему обращались за таковым.

Соприкасаясь постоянно с кругами нашего ученого мирка при Ботаническом саде, Консель и сам кое-чему научился. Он специализировался в области естественнонаучной классификации, наловчился с быстротой акробата пробегать всю лестницу типов, групп, классов, подклассов, отрядов, семейств, родов, подродов, видов и подвидов. Но его познания на этом и кончались. Классифицировать - это была его стихия, дальше он не шел. Сведущий в теории классификации, но слабо подготовленный практически, он, я думаю, не сумел бы отличить кашалота от беззубого кита! И все же какой хороший малый!

Вот уже десять лет Консель сопровождает меня во всех научных экспедициях. И я никогда не слыхал от него жалобы, если путешествие затягивалось или сопровождалось большими тяготами. Он готов был каждую минуту ехать со мной в любую страну, будь то Китай или Конго, каким бы далеким ни был путь. Он готов был безоговорочно следовать за мною повсюду. Притом он мог похвалиться завидным здоровьем, при котором не страшны никакие болезни, крепкими мускулами и, казалось, полным отсутствием нервов.

Ему было тридцать лет, и возраст его относился к возрасту его господина, как пятнадцать к двадцати. Да простится мне несколько усложненная форма, в которую вылилось мое признание в том, что мне сорок лет!

Но у Конселя был один недостаток. Неисправимый формалист, он обращался ко мне не иначе, как в третьем лице - манера, раздражавшая меня.

Консель! - вторично позвал я, с лихорадочной торопливостью принимаясь за сборы к отъезду.

В преданности Конселя я был уверен. Обыкновенно я не спрашивал, согласен ли он сопровождать меня в поездке, но на этот раз речь шла об экспедиции, которая могла затянуться на неопределенное время, о предприятии рискованном, об охоте за животным, способным пустить ко дну фрегат, как ореховую скорлупу! Было над чем задуматься даже самому флегматичному человеку!

Консель! - крикнул я в третий раз.

Консель появился.

Господин профессор изволил звать меня? - спросил он, входя.

Да, друг мой, собирай мои вещи и собирайся сам. Мы едем через два часа.

Как будет угодно господину профессору, - отвечал Консель спокойно.

Нельзя терять ни минуты. Уложи в чемодан все мои дорожные принадлежности, костюмы, рубашки, носки, и как можно побольше и поживей!

А коллекции господина профессора? - спросил Консель.

Мы займемся ими позже.

Как так! Архиотерии, гиракотерии, ореодоны, херопотамусы и прочие скелеты ископаемых...

Они останутся на хранение в гостинице.

А бабирусса?

Ее будут кормить в наше отсутствие. Впрочем, я распоряжусь, чтобы все наше хозяйство отправили во Францию.

А мы разве едем не в Париж? - спросил Консель.

Да... конечно... только придется, пожалуй, сделать небольшой крюк...

Как будет угодно господину профессору. Крюк так крюк!

Совсем пустячный! Мы только несколько уклонимся от прямого пути, вот и все! Мы отплываем на фрегате «Авраам Линкольн».

Как будет угодно господину профессору, - отвечал покорно Консель.

Знаешь, мой друг, речь идет о чудовище... о знаменитом нарвале. Мы очистим от него моря! Автор книги в двух томах, in-quarto, «Тайны морских глубин» не может отказаться сопровождать капитана Фарагута в экспедиции. Миссия почетная, но... и опасная! Тут придется действовать вслепую. Зверь может оказаться с причудами! Но будь что будет! Наш капитан не даст промаха!..

Куда господин профессор, туда и я, - отвечал Консель.

Подумай хорошенько! Я от тебя ничего не хочу утаивать. Из таких экспедиций не всегда возвращаются.

Как будет угодно господину профессору.

Через четверть часа чемоданы были уложены. Консель живо справился со сборами, и можно было поручиться, что он ничего не забыл, потому что он так же хорошо классифицировал рубашки и платье, как птиц и млекопитающих.

Служитель гостиницы перенес наши вещи в вестибюль. Я стремглав сбежал по нескольким ступеням в нижний этаж. Расплатился по счету в конторе, где вечно толпились приезжие. Я распорядился, чтобы тюки с препарированными животными и засушенными растениями были отправлены во Францию (в Париж). Открыв солидный кредит своей бабируссе, я, а следом за мной и Консель прыгнули в карету.

Экипаж, нанятый за двадцать франков, спустился по Бродвею до Юнион-сквера, свернул на Четвертое авеню, проехал по нему до скрещения с Боуэри-стрит, затем повернул на Катрин-стрит и остановился у Тридцать четвертого пирса. Отсюда на катринском пароме нас доставили - людей, лошадей и карету - в Бруклин, главный пригород Нью-Йорка, расположенный на левом берегу Ист-Ривера. Через несколько минут карета была у причала, где стоял «Авраам Линкольн», из двух труб которого валил дым густыми клубами.

Наш багаж тотчас погрузили на палубу. Я взбежал по трапу на борт корабля. Спросил капитана Фарагута. Матрос провел меня на ют. Там меня встретил офицер с отличной выправкой.

Протянув мне руку, он спросил:

Господин Пьер Аронакс?

Он самый, - отвечал я. - Капитан Фарагут?

Собственной персоной! Добро пожаловать, господин профессор! Каюта к вашим услугам.

Я откланялся и, не отвлекая внимания капитана от хлопот, связанных с отплытием, попросил лишь указать предназначенную мне каюту.

«Авраам Линкольн» был отлично приспособлен для своего нового предназначения. Это был быстроходный фрегат, оборудованный самыми совершенными машинами, которые работали при давлении пара до семи атмосфер. При таком давлении «Авраам Линкольн» достигал средней скорости в восемнадцать и три десятых мили в час, скорости значительной, но, увы, недостаточной для погони за гигантским китообразным.

Внутренняя отделка фрегата отвечала его мореходным качествам. Я был вполне удовлетворен своей каютой, которая находилась на кормовой части судна и сообщалась с кают-компанией.

Нам будет здесь удобно, - сказал я Конселю.

Удобно, как раку-отшельнику в раковине моллюска-трубача, с позволения сказать! - ответил Консель.

Я предоставил Конселю распаковывать чемоданы, а сам поднялся на палубу, поглядеть на приготовления к отплытию.

В эту самую минуту капитан Фарагут приказал отдать концы, удерживавшие «Авраама Линкольна» у Бруклинской пристани. Опоздай я на четверть часа, даже и того менее, фрегат ушел бы, и мне не пришлось бы участвовать в этой необычной, сверхъестественной, неправдоподобной экспедиции, самое достоверное описание которой могут счесть за чистейший вымысел.

Капитан Фарагут не желал терять ни дня, ни часа; он спешил выйти в моря, в которых было замечено животное.

Он вызвал старшего механика.

Давление достаточное? - спросил его капитан.

Точно так, капитан, - отвечал механик.

Go ahead! [Вперед! (англ.)] - распорядился капитан Фарагут.

Приказание сейчас же было передано в машинное отделение по аппарату, приводимому в действие сжатым воздухом; механики повернули пусковой рычаг. Пар со свистом устремился в золотники. Поршни привели во вращение гребной вал. Лопасти винта стали вращаться со все возрастающей скоростью, и «Авраам Линкольн» величественно тронулся в путь, сопровождаемый сотней катеров и буксиров, переполненных людьми, устроившими эти торжественные проводы.

Набережные Бруклина и вся часть Нью-Йорка вдоль Ист-Ривера были полны народа. Троекратное «ура», вырвавшееся из пятисот тысяч уст, следовало одно за другим. Тысяча платков взвилась в воздухе над густой толпой, приветствовавшей «Авраама Линкольна», пока он не вошел в воды Гудзона у оконечности полуострова, на котором расположен Нью-Йорк.

Фрегат, придерживаясь живописного правого берега у Нью-Джерси, сплошь застроенного виллами, прошел мимо фортов, которые салютовали ему из самых больших орудий. «Авраам Линкольн» в ответ троекратно поднимал и опускал американский флаг с тридцатью девятью звездами, развевавшийся на гафеле; затем, когда судно, меняя курс, чтобы войти в отмеченный баканами фарватер, который округляется во внутренней бухте, образуемой оконечностью Санди-Хука, огибало эту песчаную отмель, его снова приветствовала многотысячная толпа.

Процессия катеров и буксиров провожала фрегат до двух плавучих маяков, огни которых указывают судам вход в Нью-йоркский порт.

Было три часа пополудни. Лоцман покинул свой мостик, сел в шлюпку, которая доставила его на шхуну, ожидавшую под ветром. Увеличили пары; лопасти винта все быстрее рассекали воду; фрегат шел вдоль песчаного и низкого берега Лонг-Айленда и к восьми часам, потеряв из виду на северо-востоке огни Файр-Айленда, пошел под всеми парами по темным водам Атлантического океана.

4. НЕД ЛЕНД

Капитан Фарагут был опытный моряк, поистине достойный фрегата, которым он командовал. Составляя со своим судном как бы одно целое, он был его душой. Существование китообразного не подлежало для него никакому сомнению, и он не допускал на своем корабле никаких кривотолков по этому поводу. Он верил в существование животного, как иные старушки верят в библейского Левиафана - не умом, а сердцем. Чудовище существовало, и капитан Фарагут освободит от него моря, - он в этом поклялся. Это был своего рода родосский рыцарь, некий Дьедоне де Гозон, вступивший в борьбу с драконом, опустошавшим его остров. Либо капитан Фарагут убьет нарвала, либо нарвал убьет капитана Фарагута. Середины быть не могло!

Команда разделяла мнение своего капитана. Надо было послушать, как люди толковали, спорили, обсуждали, взвешивали возможные шансы на скорую встречу с животным! И как они наблюдали, вглядываясь в необозримую ширь океана! Даже те офицеры, которые в обычных условиях считали вахту каторжной обязанностью, готовы были дежурить лишний раз. Пока солнце описывало на небосводе свой дневной путь, матросы взбирались на рангоут, потому что доски палубы жгли им ноги и они не могли там стоять на одном месте. А между тем «Авраам Линкольн» еще не рассекал своим форштевнем подозрительных вод Тихого океана!

Что касается экипажа, у него было одно желание: встретить единорога, загарпунить его, втащить на борт, изрубить на куски. За морем наблюдали с напряженным вниманием. Кстати сказать, капитан Фарагут пообещал премию в две тысячи долларов тому, кто первым заметит животное, будь то юнга, матрос, боцман или офицер. Можно себе вообразить, с каким усердием экипаж «Авраама Линкольна» всматривался в море!

И я не отставал от других, выстаивая целыми днями на палубе. Наш фрегат имел все основания именоваться «Аргусом». Один Консель выказывал полное равнодушие к волновавшему нас вопросу и не разделял возбужденного настроения, царившего на борту.

Я уже говорил, что капитан Фарагут озаботился снабдить свое судно всеми приспособлениями для ловли гигантских китов. Ни одно китобойное судно не могло быть лучше снаряжено. У нас были все современные китобойные снаряды, начиная от ручного гарпуна до мушкетонов с зазубренными стрелами и длинных ружей с разрывными пулями. На баке стояла усовершенствованная пушка, заряжавшаяся с казенной части, с очень толстыми стенками и узким жерлом, модель которой была представлена на Всемирной выставке 1867 года. Это замечательное орудие американского образца стреляло четырехкилограммовыми снарядами конической формы на расстоянии шестнадцати километров.

Итак, «Авраам Линкольн» снаряжен был всеми видами смертоносных орудий. Мало того! На борту фрегата находился Нед Ленд, король гарпунеров.

Нед Ленд, уроженец Канады, был искуснейшим китобоем, не знавшим соперников в своем опасном ремесле. Ловкость и хладнокровие, смелость и сообразительность сочетались в нем в равной степени. И нужно было быть весьма коварным китом, очень хитрым кашалотом, чтобы увернуться от удара его гарпуна.

Неду Ленду было около сорока лет. Это был высокого роста, - более шести английских футов, - крепкого сложения, суровый с виду мужчина; необщительный, вспыльчивый, он легко впадал в гнев при малейшем противоречии. Наружность его обращала на себя внимание; и больше всего поражало волевое выражение его глаз, придававшее его лицу особенную выразительность.

Я считаю, что капитан Фарагут поступил мудро, пригласив этого человека к участию в экспедиции: по твердости руки и верности глаза он один стоил всего экипажа. Неда Ленда можно было уподобить мощному телескопу, который одновременно был и пушкой, всегда готовой выстрелить.

Канадец - тот же француз, и я должен признаться, что Нед Ленд, несмотря на свой необщительный нрав, почувствовал ко мне некоторое расположение. Невидимому, его влекла моя национальность. Ему представлялся случай поговорить со мною по-французски, а мне послушать старый французский язык, которым писал Рабле, язык, сохранившийся еще в некоторых провинциях Канады. Нед вышел из старинной квебекской семьи, в его роду было немало смелых рыбаков еще в ту пору, когда город принадлежал Франции.

Понемногу Нед разговорился, и я охотно слушал его рассказы о пережитых злоключениях в полярных морях. Рассказы о рыбной ловле, о поединках с китами дышали безыскусственной поэзией. Повествование излагалось в эпической форме, и порою мне начинало казаться, что я слушаю какого-то канадского Гомера, поющего «Илиаду» гиперборейских стран!

Я описываю этого отважного человека таким, каким я знаю его теперь. Мы стали с ним друзьями. Мы с ним связаны нерушимыми узами дружбы, которая зарождается и крепнет в тяжелых жизненных испытаниях! Молодчина Нед! Я не прочь бы прожить еще сто лет, чтобы подольше вспоминать о тебе!

Однако какого же мнения держался Нед Ленд насчет морского чудища? Надо признаться, он не верил в существование фантастического единорога и один из всех на борту не разделял общего ослепления. Он избегал даже касаться этой темы, на которую однажды я пытался с ним заговорить.

Великолепным вечером 30 июля, короче говоря, через три недели после того, как мы отвалили от набережных Бруклина, фрегат находился поблизости мыса Бланка, в тридцати милях под ветром от патагонских берегов. Мы пересекли тропик Козерога, и, менее чем в семистах милях к югу, перед нами откроется вход в Магелланов пролив. Еще восемь дней, и «Авраам Линкольн» будет бороздить воды Тихого океана!

Сидя с Недом Лендом на юте, мы толковали о разных пустяках, не сводя глаз с моря, таинственные глубины которого все еще недоступны человеческому взору. Разговор, естественно, перешел на гигантского единорога, и я стал перебирать различные возможные случаи, в зависимости от которых повышались или падали шансы на успех нашей экспедиции. Но, видя, что Нед уклоняется от разговора, я поставил вопрос прямо.

Как можете вы, Нед, - сказал я, - сомневаться в существовании китообразного, за которым мы охотимся? Какие у вас основания не доверять фактам?

Гарпунер поглядел на меня с минуту. Прежде чем ответить, привычным жестом хлопнул себя по лбу, закрыл глаза, как бы собираясь с мыслями, и, наконец, сказал:

Основания веские, господин Аронакс.

Послушайте, Нед! Вы китобой по профессии, вам доводилось не раз иметь дело с крупными морскими млекопитающими. Вам легче, чем кому-либо, допустить возможность существования гигантского китообразного. Кому-кому, а вам-то не пристало в данном случае быть маловером!

Вы ошибаетесь, господин профессор, - отвечал Нед. - Если невежда верит, что какие-то зловещие кометы бороздят небо, что в недрах земного шара обитают допотопные чудовищные животные, - куда ни шло! Но астроному и геологу смешны подобные сказки. Также и китобою. Я много раз охотился за китообразными, много их загарпунил, множество убил, но, как бы ни были велики и сильны эти животные, ни своим хвостом, ни бивнем они не в состоянии пробить металлическую обшивку парохода.

Однако, Нед, рассказывают же, что бывали случаи, когда зуб нарвала протаранивал суда насквозь.

Деревянные суда, еще возможно! - отвечал канадец. - Впрочем, я этого не видел. И пока не увижу своими глазами, не поверю, что киты, кашалоты и единороги могут произвести подобные пробоины.

Послушайте, Нед...

Увольте, профессор, увольте! Все, что вам угодно, только не это. Разве что гигантский спрут...

Еще менее вероятно, Нед! Спрут - это мягкотелое. Уже самое название указывает на особенности его тела. Имей он хоть пятьсот футов в длину, спрут остается живым беспозвоночным и, следовательно, совершенно безопасным для таких судов, как «Шотландия» и «Авраам Линкольн». Пора сдать в архив басни о подвигах разных спрутов и тому подобных чудовищ!

Итак, господин естествоиспытатель, - спросил Нед с некоторой иронией, - вы убеждены в существовании гигантского китообразного?..

Да, Нед! И убеждение мое основывается на логическом сопоставлении фактов. Я уверен в существовании млекопитающего мощного организма, принадлежащего, как и киты, кашалоты или дельфины, к подтипу позвоночных и наделенного костным бивнем исключительной крепости.

Гм! - произнес гарпунер, с сомнением покачав головой.

Заметьте, почтеннейший канадец, - продолжал я, - если подобное животное существует, если оно обитает в океанских глубинах, в водных слоях, лежащих в нескольких милях под уровнем моря, оно, несомненно, должно обладать организмом огромной жизненной силы.

А на что ему такая сила? - спросил Нед.

Сила нужна, чтобы, обитая в глубинах океана, выдерживать давление верхних слоев воды.

В самом деле? - сказал Нед, глядя на меня прищуренным глазом.

В самом деле! И в доказательство могу привести несколько цифр.

Э-э! Цифры! - заметил Нед. - Цифрами можно оперировать как угодно!

В торговых делах, Нед, но не в математике. Выслушайте меня. Представим себе давление в одну атмосферу в виде давления водяного столба высотою в тридцать два фута. В действительности высота водяного столба должна быть несколько меньшей, поскольку морская вода обладает большей плотностью, чем пресная. Итак, когда вы ныряете в воду, Нед, ваше тело испытывает давление в столько атмосфер, иначе говоря, в столько килограммов на каждый квадратный сантиметр своей поверхности, сколько столбов воды в тридцать два фута отделяют вас от поверхности моря. Отсюда следует, что на глубине в триста двадцать футов давление равняется десяти атмосферам, на глубине в три тысячи двести футов - ста атмосферам, и в тридцать две тысячи футов, то есть на глубине двух с половиною лье, - тысяче атмосферам. Короче говоря, если бы вам удалось опуститься в столь сказочные глубины океана, на каждый квадратный сантиметр вашего тела приходилось бы давление в тысячу килограммов. А вам известно, уважаемый Нед, сколько квадратных сантиметров имеет поверхность вашего тела?

И понятия не имею, господин Аронакс.

Около семнадцати тысяч.

Да неужто?

А так как в действительности атмосферное давление несколько превышает один килограмм на квадратный сантиметр, то семнадцать тысяч квадратных сантиметров вашего тела испытывают в настоящую минуту давление семнадцати тысяч пятисот шестидесяти восьми килограммов!

А я этого не замечаю?

А вы этого и не замечаете. Под этим огромным давлением ваше тело не сплющивается потому лишь, что воздух, находящийся внутри вашего тела, имеет столь же высокое давление. Отсюда совершенное равновесие между давлением извне и давлением изнутри, нейтрализующееся одно другим. Вот почему вы и не замечаете этого давления. Но в воде совсем другое дело.

А-а! Понимаю, - отвечал Нед, внимательно слушавший. - Вода не воздух, она давит извне, а внутрь не проникает!

Вот именно, Нед! На глубине тридцати двух футов вы будете испытывать давление в семнадцать тысяч пятьсот шестьдесят восемь килограммов; на глубине трехсот двадцати футов это давление удесятерится, то есть будет равно ста семидесяти пяти тысячам шестистам восьмидесяти килограммам; наконец, на глубине тридцати двух тысяч футов давление увеличится в тысячу раз, то есть будет равно семнадцати миллионам пятистам шестидесяти восьми тысячам килограммам; образно говоря, вас сплющило бы почище всякого гидравлического пресса!

Фу-ты, дьявол! - сказал Нед.

Ну-с, уважаемый гарпунер, если позвоночное длиной в несколько сот метров и крупных пропорций может держаться в таких глубинах, стало быть, миллионы квадратных сантиметров его поверхности испытывают давление многих миллиардов килограммов. Какой же мускульной силой должно обладать животное и какая должна быть сопротивляемость его организма, чтобы выдерживать такое давление!

Надо полагать, - отвечал Нед Ленд, - что на нем обшивка из листового железа в восемь дюймов толщиною, как на броненосных фрегатах!

Пожалуй, что так, Нед. И подумайте, какое разрушение может нанести подобная масса, ринувшись со скоростью курьерского поезда на корпус корабля!

Да-а... точно... может статься... - отвечал канадец, смущенный цифровыми выкладками, но все же не желавший сдаваться.

Ну-с, убедились вы, а?

В одном вы убедили меня, господин естествоиспытатель, что, ежели подобные животные существуют в морских глубинах, надо полагать, они и впрямь сильны, как вы говорите.

Но если б они не существовали, упрямый вы человек, так чем вы объясните случай с пароходом «Шотландия»?

Таким образом, сюжет романов-утопий "Таинственный остров", "Дети капитана Гранта", "Двадцать тысяч лье под водой" Ж. Верна, "Люди как боги" Г. Уэллса строится как приключенческий. В романах есть тайны, карты, путешествия, чудо. Приключенческий конфликт организует действие этих произведений. Кроме того, сюжет включает научную фантастику. Романы насыщены научным материалом: изобретениями, открытиями, догадками, есть условнонаучные главы, где чудо и наука не разделимы.

§ 3 Хронотоп в научно-фантастических романах Ж. Верна и Г. Уэллса.

Утопический идеал государства в романах Ж. Верна и Г. Уэллса влияет на поэтику их произведений, в частности на хронотоп.

Пространство в произведениях замкнуто - остров, подводная лодка, отдельная страна, т.к. в изображаемых обществах нет конфликтов, то время как бы застывает в неподвижности, мир является устроенным, упорядоченным.

Но писатели не всегда изображают этот мир без опоры на реальность, как это свойственно многим утопиям.

Ж. Верн подчеркивал: "Я всегда стою одной ногой в действительность" . Поэтому, наверное, многие из его смелых пророчеств смогли сбыться. "Писатель живет в местах, которые описывает. Воображение переносит его туда, и он видит их так отчетливо, что создает у нас впечатление реального присутствия, это и является существенной чертой его творческой манеры" .

География и естествознание соседствуют с техническими и точными науками. Фантастика географическая свободно уживается с инженерной.

Так, в "Двадцать тысяч лье под водой" исследуются мировые воды, которые делятся на пять главных водоемов: Северный Ледовитый океан, Южный Ледовитый океан, Индийский океан, Атлантический океан, Тихий океан. Путешествие начинается с Бруклина, главного пригорода Нью-Йорка, именно оттуда отплывает фрегат "Авраам Линкольн" на поиски появившегося в морях чудовища. Встреча с чудовищем, которое оказывается подводной лодкой происходит под 31° 15 " северной широты и 136° 42 " восточной долготы. Необходимо заметить, что характерной особенностью романов Ж. Верна является точность дат, мест. На протяжении всего романа читателя сопровождают точные даты, вплоть до часов и минут ("Шестого июля, около трех часов пополудни, "Авраам Линкольн" обогнул в пятнадцати милях к югу, скалу на оконечности Южной Америки, которую голландские моряки назвали мысом Горн" , "Фрегат находился под 31° 15 " северной широты и 136 ° 42 " восточной долготы. Пробило восемь часов" ), название мест, маршрутов, упоминаются даже мельчайшие острова, течения, проливы ("Путь "Наутилуса" лежал по одному из течений, обозначенному на карте под японским названием "Куро-Сиво", что значит "Черная река". Выйдя из Бенгальского залива, согретое отвесными лучами тропического солнца, это течение проходит через Малаккский пролив, идет вдоль берегов Азии и, огибая их в северной части Тихого океана, достигает Алеутских островов." ).

Подводная лодка "Наутилус" 8 ноября, в полдень начала свое кругосветное путешествие под водой. Читатель вместе с героями побывает в подводных лесах близ острова Креспо (32 ° 40 " северной широты и 167 ° 50 " западной долготы), пересечет тропик Рака по 172° долготы, минует Сандвичевы острова, увидит остров Гавайи и Маркизские острова, пролив Торреса, берега Папуасии, Суэцкий канал, Атлантиду, Южный полюс. Путешествие закончится в опасных водах Норвежского побережья, в водовороте Мальстрим, пока "Наутилус" будет бороться с пучиной, главные герои сбегут с подводной лодки и чудом спасутся. Такую же точность в определении времени и места мы можем найти в романах "Таинственный остров", "Дети капитана Гранта".

Действие "Таинственного острова" начинается "над пустынной ширью Тихого океана около четырех часов дня 23 марта 1865 года" .

Но, в отличии от предыдущего романа, сюжет развивается на необитаемом острове, который колонисты назвали островом Линкольна. Зато с какой достоверностью описан этот остров, как будто Ж. Верн видел его своими глазами. А ведь он писал свои книги, не выходя из кабинета или библиотеки, и бывал далеко не на всех широтах, которые описывал.

В романе даже есть карта, которая позволяет лучше разобраться в расположении пещер, мостов, ручьев. На карте обозначены контуры острова, его местонахождение (150° 30 " восточной долготы 34° 57 " южной широты), цифрами указаны Гранитный дворец, Глицериновый ручей, месторождения угля и железа, пещера Даккара и т.д.

"Таинственный остров" - это роман об идеальном человеческом обществе, поставленном лицом к лицу к природе. Социальная утопия соединяется здесь с жанром приключенческого романа.

Действие романа протекает на лоне природы: " . до самого горизонта. простиралась водная пустыня. Никакой земли в виду! И ни одного паруса! Беспредельная ширь океана, и в ней затерялся их необитаемый остров ". Мастерски показаны реалистические бытовые детали: изготовление посуды, обжиг кирпичей. События здесь происходят на сравнительно узком участке, и пестрая географическая панорама уступает место более тщательной обрисовке бытовых подробностей и характеров действующих лиц: мы в деталях видим строительство жилья, корабля.

Таинственный остров является символом земного шара, отданного в распоряжение заинтересованных в его преобразовании людей.

Несмотря на некоторые черты утопии, присущие роману, он не является чистой утопией. У Ж. Верна в романе появляется сомнение в осуществлении идеального порядка и взаимоотношений между героями острова. Поэтому, по замыслу Ж. Верна, остров взрывается и исчезает в пучине. Утопия не может существовать вне общества, и Ж. Верн, проверив свою идею на замкнутом пространстве, переносит ее в жизнь. В эпилоге романа колонисты после благополучного возвращения в Америку основывают в штате Айова трудовую общину.

Для творчества Ж. Верна характерно, что, несмотря на путешествия, встречающиеся в каждом романе, писатель "не возвращается без крайней необходимости в те места, где уже побывали его герои" . В каждом романе исследованы и описаны новые страны и города.

В романе "Дети капитана Гранта" читатель побывает в Глазго, откуда начнет свою экспедицию яхта "Дункан", затем в Северной Африке, пересечет экватор, Магеланов пролив, увидит Канарские острова, совершит переход через Чили и Кордильеры, Аргентинские пампы. Стимулом для такого путешествия являются поиски детьми без вести пропавшего отца, который исчез где-то на 37 параллели. Путешественники исследуют всю 37 параллель, при следовании вдоль этой параллели они совершили девять тысяч четыреста восемьдесят миль пути. Поиски заканчиваются на уединенном островке, лежащем на 153 ° западной долготы и 37 ° 11 " южной широты, обозначенном на современных географических картах как риф Мария-Тереза. Французы именовали его островом Табором. На Таборе, или рифе Мария-Тереза, жили новые Робинзоны - капитан Грант в двумя матросами. И здесь же остается в одиночестве искупать преступления перед собственной совестью его бывший боцман Айртон. Одичавшего Айртона впоследствии найдут колонисты, живущие на острове Линкольна - в 15 милях от Табора.

6. ПОД ВСЕМИ ПАРАМИ Весь экипаж кинулся к гарпунеру: капитан, офицеры, матросы, юнги, даже механики, бросившие свои машины, даже кочегары, покинувшие свои топки. Был отдан приказ остановить судно, и фрегат шел лишь в силу инерции. Ночь была темная; и я удивился, как мог канадец, при всей своей зоркости, что-нибудь увидеть в таком мраке. Сердце у меня так билось, что готово было разорваться. Но Нед Ленд не ошибся. И вскоре мы все увидели предмет, на который он указывал. В двух кабельтовых от "Авраама Линкольна", за штирбортом, море, казалось, было освещено изнутри. Это не было обычным явлением свечения моря. Чудовище, всплыв в поверхностные водные слои, отдыхало в нескольких туазах [туаз равен 1,949 метра] под уровнем океана, и от него исходил этот яркий, необъяснимой силы свет, о котором упоминали в своих донесениях многие капитаны. Какой необычайной мощностью должны были обладать светящиеся органы живого организма, излучавшие столь великолепное сияние! Светящийся предмет имел контуры огромного, удлиненной формы, овала, в центре которого, как в фокусе, свет был особенно ярок, по мере же приближения к краям ослабевал. - Да это просто скопление фосфоресцирующих организмов! - воскликнул один из офицеров. - Вы ошибаетесь, сударь, - возразил я решительно. - Никогда фолады или сальпы не выделяют столь светящееся вещество. Это свет электрического происхождения... Впрочем, посмотрите, посмотрите-ка! Свет перемещается! То приближается, то удаляется, Теперь он направляется на нас! На палубе поднялся крик. - Смирно! - скомандовал капитан Фарагут. - Руль под ветер! Задний ход! Все кинулись по своим местам: кто к рулю, кто в машинное отделение. И "Авраам Линкольн", развернувшись на бакборт, описал полукруг. - Право руля! Ход вперед! - командовал капитан Фарагут. Фрегат забрал большой ход и стал удаляться от светящейся точки. Я ошибся. Фрегат хотел только удалиться, но сверхъестественное животное погналось за ним со скоростью, превышавшей скорость его хода. Мы затаили дыхание. Пожалуй, даже не страх, а удивление приковало нас к месту. Животное гналось за нами, как бы играя. Оно сделало оборот вокруг судна, которое шло со скоростью четырнадцати узлов, обдав его каскадом электрических лучей, словно светящейся пылью, и мгновенно оказалось на расстоянии двух или трех миль от нас, оставив за собою в море фосфоресцирующий след, напоминавший клубы дыма, которые выбрасывает локомотив курьерского поезда. И вдруг из-за темной линии горизонта, куда оно отступило, чтобы взять разбег, чудовище ринулось на "Авраама Линкольна" с устрашающей быстротой и, круто оборвав свой бег в двадцати футах от борта, погасло. Нет! Оно не ушло под воду, иначе яркость его свечения уменьшалась бы постепенно, - оно погасло сразу, словно источник этого светового потока мгновенно иссяк. И сразу же появилось по другую сторону судна, не то обойдя его, не то проскользнув под его корпусом. Каждую секунду могло произойти роковое столкновение. Маневры фрегата меня удивляли. Корабль спасался бегством, а не вступал в бои. Фрегату надлежало преследовать морское чудовище, а тут чудовище преследовало фрегат! Я обратил на это внимание капитана Фарагута. В эту минуту на его бесстрастном лице было написано крайнее недоумение. - Господин Аронакс, - сказал он в ответ, - я не знаю, с каким грозным зверем имею дело, и не хочу рисковать своим фрегатом в ночной тьме. И как прикажете атаковать неизвестное животное? Как от него защищаться? Подождем рассвета, тогда роли переменятся. - Вы, стало быть, не сомневаетесь уже в природе этого явления, капитан? - Видите ли, сударь, по всей вероятности, это гигантский нарвал, притом электрический нарвал! - Пожалуй, - сказал я, - он так же опасен, как гимнот или электрический скат. - Ну, а если у этого зверя еще и органы электрические, то это поистине самое страшное животное, когда-либо созданное рукою творца! - ответил капитан. - Поэтому, сударь, я принимаю все меры предосторожности. Экипаж фрегата был на ногах всю ночь. Никто глаз не сомкнул. "Авраам Линкольн", оказавшись не в состоянии состязаться в скорости с морским животным, умерил ход и шел под малыми парами. Нарвал, подражая фрегату, лениво покачивался на волнах и, казалось, не обнаруживал желания покинуть поле битвы. Около полуночи он все же исчез, или, говоря точнее, "угас", как гигантский светлячок. Не скрылось ли животное в морские глубины? Мы не смели на это надеяться. Был час ночи в исходе, когда послышался оглушительный свист. Казалось, что где-то поблизости, вырвавшись из океанских пучин, забил мощный фонтан. Капитан Фарагут, Нед Ленд и я стояли в этот момент на юте и с жадностью всматривались в ночной мрак. - А часто ли вам, Нед Ленд, приходилось слышать, как киты выбрасывают воду? - спросил капитан. - Частенько, сударь! Но ни разу не доводилось встречать кита, один вид которого принес бы мне две тысячи долларов. - В самом деле, вы заслужили премию. Ну, а скажите мне, когда кит выбрасывает воду из носовых отверстий, он производит такой же шипящий свист? - Точь-в-точь! Но только шуму побольше. Ошибки быть не может. Ясно, что к нам пришвартовалось китообразное, которое водится в здешних водах. С вашего позволения, сударь, - прибавил гарпунер, - на рассвете я скажу ему пару теплых слов! - Если он будет в настроении вас выслушать, мистер Ленд, - заметил я с некоторым сомнением. - Когда я подберусь к нему на расстояние четырехкратной длины гарпуна, - возразил канадец, - так придется выслушать! - Но ведь для этого я должен дать вам вельбот? - спросил капитан. - Само собою. - И рисковать жизнью гребцов? - И моей! - просто сказал гарпунер. Около двух часов ночи, под ветром, в пяти милях от "Авраама Линкольна", опять появился столь же интенсивно светящийся предмет. Несмотря на расстояние, несмотря на шум ветра и моря, явственно слышался могучий всплеск хвостом и астматическое дыхание животного. Казалось, что воздух, подобно пару в цилиндрах машины в две тысячи лошадиных сил, врывался в легкие этого гиганта моря, когда он, всплыв на поверхность океана, переводил дыхание. "Ну, - подумал я, - хорош кит, который может помериться силами с целым кавалерийским полком!" До рассвета мы были настороже и готовились к бою. Китоловные сети были положены по бортам судна. Помощник капитана приказал приготовить мушкетоны, выбрасывающие гарпун на расстояние целой мили, и держать наготове ружья, заряженные разрывными пулями, которые бьют наповал даже самых крупных животных. Нед Ленд ограничился тем, что наточил свой гарпун - орудие смертоносное в его руках. В шесть часов начало светать; и с первыми лучами утренней зари померкло электрическое сияние нарвала. В семь часов почти совсем рассвело; но густой утренний туман застилал горизонт, и в самые лучшие зрительные трубы ничего нельзя было разглядеть. Каково было наше разочарование и гнев, можно себе представить! Я взобрался на бизань-мачту. Несколько офицеров влезли на марсовые площадки. В восемь часов густые клубы тумана поплыли над волнами и медленно начали подниматься вверх. Линия горизонта расширилась и прояснилась. Неожиданно, как и накануне, послышался голос Неда Ленда. - Глядите-ка! Эта штука с левого борта, за кормой! - кричал гарпунер. Все взгляды устремились в указанном направлении. Там, в полутора милях от фрегата, виднелось какое-то длинное темное тело, выступавшее примерно на метр над поверхностью воды. Волны пенились под мощными ударами его хвоста. Никогда еще не доводилось наблюдать, чтобы хвостовой плавник разбивал волны с такой силой! Ослепляющий своей белизною след, описывая дугу, отмечал путь животного. Фрегат приблизился к китообразному животному. Я стал внимательно вглядываться в него. Донесения "Шанона" и "Гельвеции" несколько преувеличили его размеры. По-моему, длина животного не превышала двухсот пятидесяти футов. Что касается толщины, то ее трудно было определить; все же у меня создалось впечатление, что животное удивительно пропорционально во всех трех измерениях. В то время как я наблюдал за этим диковинным существом, из его носовых отверстий вырвались два водяных столба, которые рассыпались серебряными брызгами на высоте сорока метров. Теперь у меня было некоторое представление о том, как нарвал дышит. И я пришел к выводу, что животное принадлежит к подтипу позвоночных, к классу млекопитающих, отряду китообразных, семейству... Вот этого я еще не решил. Отряд китообразных включает в себя китов, кашалотов и дельфинов; к последним причисляются и нарвалы. Каждое семейство подразделяется на роды, роды на виды, виды... Я не мог еще определить, к какому роду и виду относится животное; но я не сомневался, что пополню пробел в классификации с помощью неба и капитана Фарагута. Команда с нетерпением ожидала приказаний начальника. Капитан некоторое время внимательно наблюдал за животным, затем приказал позвать старшего механика. Тот явился. - Пары разведены? - спросил капитан. - Точно так! - ответил механик. - Так-с! Усилить давление! Дать полный ход! Троекратное ура грянуло в ответ на приказ. Час боя настал. Спустя несколько секунд из двух труб фрегата повалили клубы черного дыма, палуба сотрясалась от клокотания пара в котлах, работавших под высоким давлением. Мощный винт заработал, и "Авраам Линкольн" под всеми парами устремился к животному. Животное подпустило к себе корабль на расстояние полукабельтова. Затем поплыло не спеша, держась на почтительном расстоянии. По крайней мере три четверти часа продолжалась погоня, но фрегат не выиграл и двух туазов. Было очевидно, что при такой скорости животного не настигнуть. Капитан Фарагут в ярости теребил свою густую бороду. - Нед Ленд! - крикнул он. Канадец подошел. - Ну-с, мистер Ленд, - сказал капитан, - не пора ли спустить шлюпки? - Придется повременить, сударь, - отвечал Нед Ленд. - Покуда эта тварь сама не пожелает даться в руки, ее не возьмешь! - Что же делать? - Поднять давление пара, если это возможно, сударь. Я же, с вашего позволения, помещусь на бушприте и, как только мы подойдем поближе, ударю по этой твари гарпуном. - Ступайте, Нед, - ответил капитан Фарагут. - Увеличить давление пара! - скомандовал он механикам. Нед Ленд занял свой пост. Заработали топки, и винт стал давать сорок три оборота в минуту; пар клубами вырывался наружу через клапаны. Брошенный в воду лаг показал, что "Авраам Линкольн" делает восемнадцать с половиною миль в час. Но и проклятое животное плыло со скоростью восемнадцати с половиною миль в час! В течение часа фрегат шел на такой скорости, не выиграв ни одного туаза! Как это было унизительно для одного из самых быстроходных судов американского флота! Команда приходила в бешенство. Матросы проклинали морское чудовище, но оно и в ус не дуло! Капитан Фарагут уже не теребил свою бородку, а кусал ее. Снова был призван старший механик. - Давление доведено до предела? - спросил капитан. - Точно так, капитан, - отвечал тот. - Сколько атмосфер?.. - Шесть с половиной. - Доведите до десяти. Поистине американский приказ! Капитан парохода какой-нибудь частной компании на Миссисипи, в стремлении обогнать "конкурента", не мог бы поступить лучше! - Консель, - сказал я моему верному слуге, - мы, как видно, взлетим в воздух! - Как будет угодно господину профессору! - отвечал Консель. Признаюсь, отвага капитана была мне по душе. Предохранительные клапаны были зажаты. Снова засыпали уголь на колосники. Вентиляторы нагнетали воздух в топки. "Авраам Линкольн" рвался вперед. Мачты сотрясались до самого степса, и вихри дыма с трудом прерывались наружу сквозь узкие отверстия труб. Вторично бросили лаг. - Сколько хода? - спросил капитан Фарагут. - Девятнадцать и три десятых мили, капитан. - Поднять давление! Старший механик повиновался. Манометр показывал десять атмосфер. Но и чудовище шло "под всеми парами", делая без заметного усилия по девятнадцати и три десятых мили в час. Какая гонка! Не могу описать своего волнения. Я дрожал всеми фибрами своего существа! Нед Ленд стоял на посту с гарпуном в руке. Несколько раз животное подпускало фрегат на близкое расстояние к себе. - Настигаем! Настигаем! - кричал канадец. Но в тот момент, когда он готовился метнуть гарпун, животное спасалось бегством, развивая скорость не менее тридцати миль в час. И в то время как мы шли с максимальной скоростью, животное, словно издеваясь над нами, описало вокруг нас большой круг! У всех нас вырвался крик бешенства. В полдень нас отделяло от животного такое же расстояние, как и в восемь часов утра. Капитан Фарагут решился, наконец, прибегнуть к более крутым мерам. - А-а! - сказал он. - От "Авраама Линкольна" животное ускользает! Посмотрим, ускользнет ли оно от конических бомб! Боцман! Людей к носовому орудию! Орудие на баке немедленно зарядили и навели. Раздался выстрел, но снаряд пролетел несколькими футами выше животного, которое находилось на расстоянии полумили от фрегата. - Наводчика половчее! - скомандовал капитан. - Пятьсот долларов тому, кто пристрелит это исчадие ада! Старый канонир с седой бородой, - я как сейчас вижу его спокойный взгляд и бесстрастное лицо, - подошел к орудию, тщательно навел его и долго прицеливался. Не успел отзвучать выстрел, как раздалось многоголосое "ура!". Снаряд попал в цель. Но удивительное дело! Скользнув по спине животного, выступавшей из воды, ядро, отлетев мили на две, упало в море. - Ах, чтоб тебя! - вскрикнул взбешенный старик. - Да этот гад в броне из шестидюймового железа! - Проклятие! - вскричал капитан Фарагут. Охота возобновилась; и капитан, наклоняясь ко мне, сказал: - Покуда фрегат не взлетит в воздух, я буду охотиться за этим зверем! - Вы правильно поступите, - ответил я. Можно было надеяться, что животное устанет, не выдержав состязания с паровой машиной. Ничуть не бывало! Часы истекали, а оно не-выказывало ни малейшего признака утомления. К чести "Авраама Линкольна" надо сказать, он охотился за зверем с неслыханным упорством. Я думаю, что он сделал по меньшей мере пятьсот километров в этот злополучный день 6 ноября! Но наступила ночь и окутала мраком волнующийся океан. В ту минуту мне казалось, что наша экспедиция окончена и мы никогда более не увидим фантастическое животное. Я ошибался. В десять часов пятьдесят минут вечера снова вспыхнул электрический свет в трех милях под ветром от фрегата - столь же ясный, яркий, как и в прошлую ночь. Нарвал лежал неподвижно. Быть может, утомившись за день, он спал, покачиваясь на волнах? Капитан Фарагут решил воспользоваться благоприятным моментом. Он отдал нужные приказания. "Авраам Линкольн" взял малый ход, чтобы не разбудить своего противника. Встретить в открытом океане спящего кита вовсе не редкость, и сам Нед Ленд загарпунил не одного из них именно во время сна. Канадец снова занял свой пост на бушприте. Фрегат бесшумно приблизился на два кабельтовых к животному. Тут машина была остановлена, и судно шло по инерции. На борту воцарилась тишина. Все затаили дыхание. Мы были всего в сотне футов от светящегося пространства. Сила свечения еще увеличилась и буквально слепила глаза. Я стоял на баке, опершись о борт, и видел, как внизу, на бушприте, Нед Ленд, уцепившись одной рукой за мартинштаг, потрясал своим страшным орудием. Всего двадцать футов отделяло его от животного. Вдруг рука Неда Ленда поднялась широким взмахом, и гарпун взвился в воздухе. Послышался звон, как при ударе по металлу. Электрическое излучение угасло мгновенно, и два гигантских водяных столба обрушились на палубу фрегата, сбивая с ног людей, ломая фальшборты. Раздался страшный треск, и, не успев схватиться за поручни, я вылетел за борт.

Жанр:
Рок опера

Место действия:
Первое действие – фрегат «Авраам Линкольн», Второе действие – «Борт «Наутилуса»

Время действия:
Восемнадцатый век.

Синопсис:
История загадочного гения, создавшего в восемнадцатом веке настоящую подводную лодку. В поисках своего врага, он атакует военный фрегат «Авраам Линкольн» и берет на борт двоих пассажиров: профессора Аронакса и гарпунера Неда Ленда. Теперь им предстоит совершить необыкновенное подводное путешествие с нелюдимым капитаном и, возможно, разгадать его тайну.

Действующие лица:
Капитан Немо – главный герой. Трагическая роль. Молчаливый и замкнутый в себе высокий мужчина
Профессор Аронакс – профессор парижского университета, волею судеб оказавшийся на борту «Наутилуса»
Нед Ленд – канадец гарпунер. Крепкий мужчина. Очень активен. Хочет бежать с борта «Наутилуса»
Матросы «Наутилуса»
Матросы «Авраама Линкольна»
Ныряльщики
Репортеры
Концепция:
мюзикл – комикс. Действие на сцене сопровождается слайд-шоу, где все иллюстрации выполнены в стиле комикс (ключевые моменты).
Действие первое
Темнота. Фон: звуки моря, крики чаек, невнятный шум работающих матросов. Детский голос поет песню:
01. Зов [Ребенок]
Голос: Папа, услышь меня.
Парит над волной душа.
Птицей мой зов к тебе
Летит… Ответь мне
Папа, ты где?
Ждем тебя домой.
Что в твоей судьбе
Ведет за собой…
На импровизированном капитанском мостике зажигается свет. У штурвала стоят рулевой и капитан.
Капитан: -Мертвый штиль
Рулевой: -Мертвее некуда, Капитан
Капитан: -Время уходит, а мы все стоим и на месте. Как наша шхуна, черт меня бери. Еще совсем мальчишкой я поднялся на тогда ещё великолепный борт обычным юнгой… А теперь я почти старик, а наше корыто… Что-то подсказывает мне, что это – наш последний рейд.
Рулевой: -Бросьте, капитан. «Ласточка» - надежная шхуна…
Его прерывает грохот удара и крики перепуганных матросов.
Капитан (поднимается на ноги): -Тысяча чертей, откуда здесь рифы?!
Рулевой: -В этой части моря нет ни одной мели!
Капитан: -Всем смотреть в оба!
Чей-то испуганный голос: -Смотрите!
На заднем плане включается показ сладов. Перепуганные лица матросов, зловещий силуэт на воде пробоина в трюме. Огромное чудище.

Голос 1: -Что это?
Голос 2: -Какое огромное!
Голос 3: -Смотрите, оно светится!
Голос 4: -Морской дьявол!
Голос 5: -Господи, сохрани наши души!
Звук мощного удара. Свет гаснет под трагическую музыку. Через пару секунд зажигается снова. Теперь на сцене – столик летнего кафе. За ним с чашкой кофе в руках сидит невысокий человек (профессор Аронакс) и читает последние сводки. Фоном служит нервная азбука Морзе и явно встревоженные голоса читают сводки из различных источников.
02. Да минует нас чаша сия [Хор Матросов]. Ритм резкий и нервный. Музыка очень тревожная с преобладанием духовых и ударных инструментов.
Хор: -Кто-то
Губит корабли
Нет
Надежды на спасенье
Солист: -Да! Мы все обречены!!!
Хор: -То Посейдона всем вам мщенье!

Пр-в:
Пр-в:
Хор: Молитв
забытых
Обрывки фраз

В час грозный смертный
Спасает нас
-«Минует
Чаша
Эта
Пусть!»
* * *
Хор: -Ужас!
Миром правит страх!
Нет
В природе объясненья!
Солист: -Все у Господа в руках!
Хор: -Как вымолить его прощенье?!

Пр-в:
Хор: Молитв
забытых
Обрывки фраз
Срываются пусть с побелевших уст
В час грозный смертный
Спасает нас
-«Минует
Чаша
Эта
Пусть!»

Голос 1: -Двадцатого июля 1866 года судно "Гавернор-Хигинсон" встретило огромную плавучую массу в пяти милях от восточных берегов Австралии. Капитан Бэкер решил, что он обнаружил не занесенный на карты риф, но тут из недр этой темной массы вырвались два водяных столба которые взлетели в воздух футов на полтораста.
Голос 2: -Двадцать третьего июля того же года подобное явление наблюдалось в водах Тихого океана с парохода "Кристобал-Колон", принадлежащего Тихоокеанской Вест-Индской пароходной компании. В течение трех дней два парохода - "Гавернор-Хигинсон" и "Кристобал-Колон" - встретили его в двух точках земного шара, отстоящих одна от другой более чем на семьсот морских лье!
Голос 3: -Пятнадцать дней спустя, в двух тысячах лье от упомянутого места, пароходы "Гельвеция", Национальной пароходной компании, и "Шанон", пароходной компании "Рояль-Мэйл", встретившись в Атлантическом океане на пути между Америкой и Европой, обнаружили морское чудище. При совместном наблюдении установили на глаз, что в длину млекопитающее по меньшей мере достигает трехсот пятидесяти английских футов. Самые громадные киты, что водятся в районе Алеутских островов, и те не превышали пятидесяти шести метров в длину, - если вообще достигали подобных размеров.
Голос 4: -Пятого марта 1867 года пароход "Моравиа", принадлежавший Монреальской океанской компании ударился на полном ходу о подводные скалы, не обозначенные ни на каких штурманских картах. Удар был настолько сильный, что, не обладай корпус судна исключительной прочностью, столкновение кончилось бы гибелью парохода и двухсот тридцати семи человек, считая команду и пассажиров, которых он вез из Канады.
Голос 5: -Тринадцатого апреля 1867 года пароход "Шотландия" напоролся на неизвестный объект. При осмотре дна выяснилось, что в корпусе судна, в двух с половиною метрах ниже ватерлинии, зияла пробоина в виде равнобедренного треугольника. Края пробоины были ровные, их как бы вырезали резцом. Очевидно, орудие, пробившее корпус судна, обладало замечательной закалкой. Притом, пробив листовое железо толщиной в четыре сантиметра, оно само собой высвободилось из пробоины!
К столику подбегают несколько человек с блокнотами:
Репортер 1: -Господин Аронакс, господин Аронакс
Репортер 2: -Не изволите ли высказать нам свое суждение о данном инциденте?
Репортер 3: -Научный мир столкнулся с загадкой века, не так ли, Профессор?!
Репортер 4: -Возможно ли существование животного, обладающего исключительной силой и ловкостью?!
Репортер 5: -Какая страна способна разработать и произвести столь крупный и быстроходный аппарат?!
03. Венец природы [Репортеры]. Прототип – «Остров сокровищ». Аккомпанемент – пианино и звук работающих печатных машинок. Ритм меняется от беззаботно-опереточного в куплете до напряженного в припеве.
Репортеры: -Прогресса век; все знают все,
И белых пятен нет
На картах
Чем-то удивить ещё
Как можно?
Человек –
Венец природы и поэтому ему наверняка-а-а-а.
Давно известны тайны все
Вперед на долгие года…
И вдруг…

Безжалостной беды!
* * *
Репортеры: -На крыльях молний телеграмм
Газеты разнесут
Все новости и сплетни те
Что в море с чудищем живут
Но человек –
Венец природы и, ему наверняка-а-а-а.
Так неприятна мысль что
Он не знает вдруг чего-то там

Пр-в: -Пожар! Науке неизвестный вид
Трансокеанское движение сковал!
Неведомое чудище губит корабли!
Любой ценой освободите воды от
Безжалостной беды!
Один из репортеров выходит вперед и, взяв в руки блокнот, зачитывает новости:
Репортер: -Уважаемый Пьер Аронакс, профессор Парижского музея, любезно согласился прокомментировать данный феномен с научной точки зрения репортерам "Нью-Йорк-Геральд" и "сформулировать свое суждение.
Профессор нехотя откладывает газеты и поднимается на ноги. Репортеры вокруг него хватаются за карандаши и блокноты, кое кто устанавливает на треногах фотоаппараты.
Аронакс: -Глубинные слои океана почти не исследованы. Какие существа могут жить в двенадцати или пятнадцати милях под уровнем вод? Что творится в неведомых безднах?
Приходится допустить существование морского животного, обладающего огромной силой. Нет никаких оснований не допускать существования китообразных неизвестных нам видов, особых "глубоководных" организмов, приспособленных жить в глубинных водных слоях, только лишь в силу каких-то физических законов или, причуд природы всплывающих на поверхность океана.
Я готов допустить существование гигантского нарвала. Упятерите, удесятерите его размеры, наделите животное силой, пропорциональной его величине, соответственно увеличьте его бивень, и вы получите представление о чудовище!
Нарвал вооружен подобием костяной шпаги. Это огромный рог, обладает твердостью стали.
Музей парижского медицинского факультета располагает бивнем который у основания достигает в окружности сорока восьми сантиметров.
Представим себе бивень в десять раз больше, животное в десять раз сильнее, вообразим, что оно движется со скоростью двадцати миль в час, помножим массу животного на скорость, и вы поймете возможную причину катастрофы.
Раздается пронзительный крик, и на сцене появляется изможденный человек в рваной матросской форме.
04. Нарвал [Моряк и репортеры]
Моряк: -Отважных тьма поглотит; вас напрасно ждут!
Тех, кто исчез, пусть волны имена сотрут!
Кто губит корабли, какой их рок ведет?!
На встречу с монстром? Богам в жертву принесет!

Пр-в [Репортеры]: Нарвал!!!

Весь мир сенсации в плену,


Весь мир сенсации в плену,
И корабли всех стран идут, идут, идут, идут ко дну!

* * *
Моряк: -Весь мир дрожит и тайна манит, как магнит!
Та, океан надежно что во тьме хранит!
Тот, кто отчистит воды, тот наверняка!
Героем наших дней станет навсегда!

Пр-в [Репортеры]: Нарвал!!!
Он губит корабли! Дитя глубинной тьмы.
Весь мир сенсации в плену,
И корабли всех стран идут, идут, идут, идут ко дну!
Ученый правит бал! Газет король Нарвал!
Весь мир сенсации в плену,
И корабли всех стран идут, идут, идут, идут ко дну!
Аронакс: -2 июля 1876 года пароход, совершающий рейсы между Сан-Франциско и Шанхаем, Встретил странное животное в северных водах Тихого океана. В те же дни был снаряжен в дальнее плаванье быстроходный фрегат «Авраам Линкольн». Корабль был снабжен грозными китобойными снарядами, доверху загружен углем и готов к выходу в море. За три часа до отплытия "Авраама Линкольна" мне вручили письмо следующего содержания:
Диктор: -"Господину Аронаксу, профессору Парижского музея. Гостиница "Пятое авеню", Нью-Йорк. Милостивый государь! Если вы пожелаете присоединиться к экспедиции на фрегате "Авраам Линкольн", правительство Соединенных Штатов Америки выразит удовлетворение, узнав, что в Вашем лице Франция приняла участие в настоящем предприятии. Капитан Фарагут предоставит в Ваше распоряжение каюту. Совершенно преданный Вам морской министр Д.Б.Гобсон".
05. Мечта [Прохожие и Аронакс] Suiside rednez-vouz
Аронакс: -Как часто в детстве
-Оставляем мечты заветные

Женский хор: -Мы взрослые уже ла-ла-ла
Мужской хор: -И с минами серьезными
По серым улицам идем!
Женский хор: -Чего-то ждем, во что-то верим
Смешанный хор: -Только вряд ли что найдем!

Пр-в:





Как бесшабашными детьми

Аронакс: -Я столько же о таком путешествии, сколько о попытке прорваться сквозь ледовые поля Северо-Западного прохода. Однако, прочитав письмо морского министра, я сразу же понял, что истинное мое призвание, цель всей моей жизни в том и заключается, чтобы уничтожить это зловредное животное и тем самым избавить от него мир. Консель!
Консель: -Господин профессор изволил звать меня?
Аронакс: -Да, друг мой, собирай мои вещи и собирайся сам. Мы едем через два часа. Нельзя терять ни минуты. Уложи в чемодан все мои дорожные принадлежности, костюмы, рубашки, носки, и как можно побольше и поживей!
Консель: -Как будет угодно господину профессору.

* * *
Аронакс: -Дух приключений
За собою опять вдруг позовет!
Смешанный хор: -Пара-ру-ра-рам!
Женский хор: -Вдруг отзовется кто ла-ла-ла
Мужской хор: -Но с минами серьезными
По серым улицам идем!
Женский хор: -Людьми серьезными, занудами
Смешанный хор: -Когда-нибудь умрем!

Пр-в:
Мужской хор: -Все потому, что умерла в душе
Женский хор: -Заветная мечта!
Мужской хор: -Найдет кто силы зову сердца
Женский хор: -Уступить? И лишь тогда!
Смешанный хор: -Мы снова станем людьми
Как бесшабашными детьми
Мужской хор: -Тогда признание своё!
Женский хор: -Мы обязательно найдем!

Аронакс: -Невероятно! Это просто невероятно!
Консель: -А коллекции господина профессора?
Аронакс: -Мы займемся ими позже. За ними приглядят в наше отсутствие. Впрочем, я распоряжусь, чтобы все наше хозяйство отправили во Францию.
Консель: -А мы разве едем не в Париж?
Аронакс: -Да... конечно... только придется, пожалуй, сделать небольшой крюк...
Консель: -Как будет угодно господину профессору. Крюк так крюк!

Во время композиции Аронакс и Консель движутся по импровизированным улицам. Воздух распарывает грозный гудок парахода, и на сцену выходит коренастый мужчина в форме капитана корабля.
Капитан: -Господин Пьер Аронакс?
Аронакс: -Капитан Фарагут?
Капитан: -Собственной персоной! Добро пожаловать на борт, господин профессор!
06. «Авраам Линкольн» [Капитан Фарагут и мартосы]

Фрегат военный; ты с ним не шути.
Матросы: -Пара-рам;
Капитан: -И пусть нам надо черта хоть найти.
Матросы: -Пару-рам
Капитан: -Клянусь я трубкой ему не повезет
Если «Авраам Линкольн» его след возьмет!
Пр-в:




* * *
Капитан: -Па-ба-ду-да-ду-ба-ду-е
Доверху шахты набиты углем!
Матросы: -Пара-рам;
Капитан: -И, если есть нарвал, его найдем.
Матросы: -Пару-рам
Капитан: -Не поздоровится ему тогда
Когда «Авраам Линкольн» огонь откроет, да!!!
Пр-в:
Матросы: Пара-рам! В морских широтах орудует нарвал!
Пара-рам! И как ученый господин сказал!
Пара-рам! Скрывают воды от глаз людских
Ужас моряков, но мы не из таких!!!

Капитан: "Авраам Линкольн" отлично приспособлен для своего нового предназначения. Быстроходный фрегат, оборудованный самыми совершенными машинами. Я также озаботился снабдить свое судно всеми приспособлениями для ловли гигантских китов. Современные китобойные снаряды, усовершенствованная пушка, с очень толстыми стенками и узким жерлом. Это орудие стреляет на расстояние шестнадцати километров!
Более того, я пригласил на борт Неда Лэнда – короля гарпунеров. Уроженец Канады, искуснейший китобой, не знающий соперников в своем опасном ремесле. Ловкость и хладнокровие, смелость и ясность ума! И нужно быть весьма коварным кашалотом, чтобы увернуться от удара его гарпуна.
Нед: -Скажите, профессор, вы действительно думаете, что ваш нарвал существует?
Аронакс: -Как можете вы, Нед, сомневаться в существовании китообразного, за которым мы охотимся? Какие у вас основания не доверять фактам?
Нед: -Основания веские, господин Аронакс.
Аронакс: -Послушайте, Нед! Вы китобой по профессии, вам доводилось не раз иметь дело с крупными морскими млекопитающими. Вам легче, чем кому-либо, допустить возможность существования гигантского китообразного. Кому-кому, а вам-то не пристало в данном случае быть маловером!
07. Блюз Китобоя [Нед]
Нед: -Со смертью на «ты». На краю. За чертой!
В руках лишь гарпун… Вперед, китобой!
Оставим не-веж-да-м…
Их веру слепую во всякую чушь!
Я поверю лишь в то, видел сам что; клянусь!
Не заменит сенсаций газетных мне вздор!
Гигантский нарвал – ерунда!
Я бил их в упор…
Нед: -Я много раз охотился за китами, и, поверьте мне, как бы ни были велики и сильны эти животные, ни своим хвостом, ни бивнем они не в состоянии пробить металлическую обшивку парохода.
Аронакс: -Однако же, рассказывают, про случаи, когда зуб нарвала протаранивал суда насквозь.
Нэд: -Деревянные, сударь, еще возможно! Да и я этого никогда не видел. И покуда не увижу своими глазами, не поверю! Киты, кашалоты и единороги могут произвести подобные пробоины. Чушь!
Аронакс: -Послушайте, Нед...
Нэд: -Увольте, профессор, увольте! Все, что вам угодно, только не это.

Нед: -Маловером зовете меня. Ну и пусть!
Королем гарпунеров не зря я зовусь!
И только не-веж-ды
Верят газетным уткам сполна.
Но кто из них видел живого кита?!
Гигант корабли топит; все это вздор!
Поверьте мне, сударь.
Я бил их в упор…
Нед: -Да если б эта тварь и существовала, много ли у нас шансов выследить ее? Мы гоняемся наудачу! Говорят, что его видели в северных водах Тихого океана? Положим. Так ведь с той поры прошло два месяца, а судя по нраву вашего нарвала, он не любит киснуть на месте! Вы ж сами говорите: "Одарено необыкновенной быстротой движения!". А стало быть, если наше животное и существует, оно уже далеко отсюда!
Аронакс: -Нед, вы правы тысячу раз. Шансы на встречу с нарвалом все уменьшаются. И все же никто не сомневается в успехе.
Нед: -Еще бы! Тому, кто первым увидит проклятое животное назначена премия в две тысячи долларов. Матросы не покидают палубу, а по мне это – вздор и я объяснял уже почему. Да и потом, профессор, судя по всему, вы и сами-то не особенно верите в успех.
Аронакс: -Неужели?
Нед: -Иначе, почему сами не следите за морем?
Аронакс: -А я вам скажу, что никогда не рассчитывал на эту премию. И если бы правительство Соединенных Штатов пообещало не две тысячи долларов, а сто, оно не потеряло бы ни цента!

Нед: -Профессор, так ведь вы со мной на борту
Вы спорите. Верите. Всю ерунду.
Оставим не-веж-да-м…
Страшилки из желтых газет и всю чушь!
И лишь то, видел что я сам; клянусь!
Бульварных сенсаций газетных вздор!
Поверьте мне, сударь.
Я бил их в упор…
Аронакс: -Но, сударь!
Нед: -Никаких «Но». Вы просто послушайте.
08. Скука [матросы]. Куплет достаточно тягучий, но на припеве ритм достаточно резко меняется.
Матросы: -Эх! Моряка судьба: от штиля до шторма часы коротать
Эх! Стало быть нельзя на случай слепой нам с тобой уповать!
В море выходит лишь тот, кто готов стихию себе подчинить!
Бездной исторгнут гигантский Нарвал; наша цель – его изловить!

Включается саксофон. Палуба приходит в движение.




Крик с мостика: -Нарвал!

Все бросаются к ограждениям, но скоро становится явно, что это – обычный синий кит
Матрос 1: -Гляди в оба! Гляди в оба!
Матрос 2: -Маловат.
Матрос 3: -Думаешь, такой смог бы пробить обшивку? Чем?
Матрос 4: -Да у него даже бивня нет!
Нед: -Да это обычный синий кит! Нечего глаза мозолить! Расходитесь по местам.
Голос за кадром: - Авраам Линкольн с большой скоростью прошел мимо юго-восточного берега Южной Америки, и 3 июля были, у входа в Магелланов пролив. Капитан не пожелал входить в этот извилистый пролив и взял курс на мыс Горн.
Шестого июля фрегат обогнул мыс Горн, далее взяв курс на северо-запад. На другое утро винт фрегата рассекал воды Тихого океана.
* * *
Матросы: Эх! Корабля душа такелажем скрипит о чем-то своем
Эх! Рваная сума; быть может, нарвал нам пополнит её!
Греет уставшие души мысль о награде; во власти мечты!
Обогатит тебя этот нарвал, коль заметишь его первым ты!

Включается саксофон, музыка динамичная, но уже не такая живая, как в первый раз. Палуба приходит в движение.
Пр-в: -Две тысячи награда счастливчику тому,
Кто первым тварь морскую заприметит!
Глубин проклятье с гарпуном в боку уйдет ко дну!
И путь его морской там дьявол встретит!
Крик с мостика: -Нарвал!

Все снова бросаются к мостику, но тут же теряют интерес и расходятся.
Нед: -Господин профессор, мы гоняемся наудачу! Что такое найти пусть даже гигантского нарвала в мировом океане?! Утопия! Я поражаюсь Вам, господин профессор; что заставило Вас присоединиться к этой экспедиции?!
Аронакс: -Господин Нед, позвольте напомнить, что вы тоже – часть экипажа «Авраама Линкольна».
Нед: -Китобою нет разницы платят ли ему частные суда или государство.

Голос за кадром: Двадцатого июля судно вторично пересекло тропик Козерога под 105o долготы, а двадцать седьмого числа того же месяца перевалили за экватор на сто десятом меридиане. Отсюда фрегат взял курс на запад, к центральному бассейну Тихого океана.
Фрегат прошел в виду островов Паумоту, Маркизских, Сандвичевых, пересек тропик Рака под 132o долготы и направился в Китайские моря.
* * *
Матросы: -Эх! Веры больше нет. Нет сил, без цели блуждать по морям!
Эх! Нам пора домой. В доки пора повернуть, капитан!
Как в стоге сена иголку найти; в океане нарвала искать
Но капитан вынужден просить ещё три дня подождать

Голос за кадром: -Три месяца "Авраам Линкольн" бороздил моря северной части Тихого океана в погоне за встречными китами, круто меняя курс, ложась с галса на галс, то резко замедляя ход, то разводя пары с риском вывести машину из строя.
Уныние вызвало упадок духа, открыло дорогу неверию. Команда требовала прекратить поиски.
Капитан Фарагут был, вынужден просить три дня отсрочки. Если в течение трех дней чудовище не будет обнаружено "Авраам Линкольн" направится в сторону европейских морей.
В полдень 5 ноября истекал указанный срок. С последним ударом часов капитан Фарагут, верный своему слову, должен был отдать приказание повернуть на юго-восток и покинуть воды северной части Тихого океана.
Аронакс (Неду): -Нед, вы были правы. Дурацкая затея! И мы поступили легкомысленно, впутавшись в это дело. Сколько времени потеряно даром! Сколько напрасных волнений! Еще шесть месяцев назад.
Нед: -Ого-го! Наша-то штука под ветром, перед самым нашим носом!
Раздается громкий шипящий звук (выпускающегося фонтана воды).
Аронакс: -А часто ли вам, Нед Ленд, приходилось слышать, как киты выбрасывают воду?
Нед: -Частенько, сударь! Но ни разу не доводилось встречать кита, один вид которого принес бы мне две тысячи долларов.
Аронакс: -Вы, стало быть, не сомневаетесь уже в природе этого явления, капитан?
Нед: -Я верю только в то, что вижу собственными глазами. А сейчас я вижу, что это - гигантский нарвал, притом электрический нарвал! Тем не менее, я рассчитываю на свою премию.
Аронакс: -В самом деле, вы заслужили премию. Ну, а скажите мне, когда кит выбрасывает воду из носовых отверстий, он производит такой же шипящий свист?
Нед: -Точь-в-точь! Но только шуму побольше. Ошибки быть не может. Ясно, что к нам пришвартовалось китообразное, которое водится в здешних водах. На рассвете я скажу ему пару теплых слов!
Аронакс: -Если он будет в настроении вас выслушать, мистер Ленд.
Нед: -Когда я подберусь к нему на расстояние четырехкратной длины гарпуна, так придется выслушать! Просто дайте мне занять свой пост на бушприте.
10. Зов [Ребенок]. Добавляются удары сердца.
Голос: Папа, услышь меня.
Парит над волной душа.
Птицей мой зов к тебе
Летит… Ответь мне
Папа, ты где?
Ждем тебя домой.
Что в твоей судьбе
Ведет за собой…

Аронакс: -Нед, вы слышите?
Нед: -Черт подери, я готов поклясться чем угодно, что это – плач ребенка.
Аронакс: -Держу пари, что с таким феноменом наука ещё не сталкивалась
Нед: -Однако, его участи это не изменит

Все на сцене начинают двигаться как в замедленной съемке. Нед делает замах, как будто бросает гарпун. Из-за кулис появляются два матроса, несущих в руках гарпун (обыгрывают его полет).
11. Судьба [Ребенок и Капитан Немо]. Должен быть диссонанс между детским голосом и жесткой музыкой.
Голос: -Папа, иди за мной
Гнев свой усмири.
Во мраке вод – покой
Весь мир твой, смотри!
Свет резко гаснет. На сцене появляется силуэт крепкого мужчины (Немо). Музыка резко меняется. Резкие отрывистые звуки (бой сердца) в сопровождении ударных.
Немо: -Гневом! Гром расколет небо!
Нет пощады! Вера!
Меня ведет вперед

Бездна! Покой подарит если
Душа твоя мятежна!
И требует она
Да не прервется пусть мой путь!

То лишь слова!
Я волею судьбы один!
Царь морей бескрайних я,
И горе тем!
Кто вторгнется в мои края!

* * *
Немо: -Где бы!
Я бы ни был. Время!
Сердце рвется в вечность.
Душа навек одна!
Да не прервется пусть мой путь!
Время!
Мое имя – Немо!
Гнев мой благородный
Всю боль испить до дна!
Да не прервется пусть мой путь!

Пр-в: Кто не судит, не судим!
То лишь слова!
Я волею судьбы один!
Царь морей бескрайних я,
И горе тем!
Кто вторгнется в мои края!

Звук мощного удара, крики перепуганных матросов, треск вспарываемого дерева звук беспорядочной перестрелки.
Свет гаснет полностью, и лишь луч прожектора выхватывает медленно спускающиеся ко дну силуэты Аронакса и Нед Ленда.
12. Зов [Ребенок]
Голос: Папа, услышь меня.
Парит над волной душа.
Птицей мой зов к тебе
Летит… Ответь мне
Папа, ты где?
Ждем тебя домой.
Что в твоей судьбе
Ведет за собой…

Конец первого действия