«Врач должен быть подвижником…. Эвтаназия или хорошее обезболивающее – как найти аргумент. Беречься надо, но иногда нельзя

«Сердце ищет Бога», «сердце любит», «сердце надеется»… – привычные для нас выражения. «Обителью Бога», «сокровищницей разума» называли сердце святые отцы. Но может ли верить, любить, надеяться «фиброзно-мышечный полый орган, обеспечивающий посредством повторных ритмичных сокращений ток крови», как определяет сердце современная медицина? И что такое вообще сердце? Об этом, а также о том, как совместить медицинскую и духовную точки зрения на сердце, насколько сложны строение и работа этого органа, как сохранить его здоровым, как относиться к пересадке сердца, – беседа с известным кардиологом профессором Александром Викторовичем Недоступом.

Вместилище души или «конусообразный полый мышечный орган»?

– Сердце – важнейший физический орган человека. Сердце занимает центральное место и в духовной жизни, о нем постоянно говорится в Библии. Сердцу придается значение не только центрального органа чувств, но и важнейшего органа познания, органа мысли и восприятия духовных воздействий. Александр Викторович, на ваш взгляд врача-кардиолога, почему такое внимание к сердцу отведено в Священном Писании? Вообще почему этот орган важнейший и в физическом, и в духовном мире?

– Не в первый раз мне задается такой вопрос. Я сам себе его ставил неоднократно. С коллегами иногда говорим об этом. Что касается роли сердца в физической жизни, то это насос, который перемещает кровь по органам. А кровь – носитель и кислорода, и питательных веществ. Кровь должна проникнуть во все закоулки организма. Когда останавливается кровообращение, человек не может жить – он умирает.

А почему сердце считается вместилищем духовной жизни человека? Есть множество пословиц и выражений вроде «сердце – вещун». И святые отцы все время говорят о сердце – я читал эти труды. Например святитель-врач Лука (Войно-Ясенецкий). Мозг понимался ими как место, где обитает разум, а сердце – как место, где обитают чувства, дух. Но думается, что это все-таки такой поэтический или иной, но образ, и непосредственно сердце – не вместилище души, духа и так далее. Хотя, возможно, это и не так. Потому что разве можно равняться со святыми отцами?! Где располагается душа? Что мы знаем об этом? Да похоже, что она располагается слитно со всем организмом. Недаром духовная сущность человека не имеет образа телесного и человеческого. Она распределена. Это вопросы, на которые ответа нет.

Я терапевт и кардиолог. Каждый день имею дело с больными. Знаю довольно хорошо, как сердце устроено: какие у него клапаны, какая проводящая система, как оно сокращается, как бьется. Знаю, как оно болеет, какие в нем могут быть изменения. И сказать, что это все – вместилище духа… Знаете, это как-то вульгарно звучит. И совершенно непонятно. Я думаю, что, скорее всего, такие представления о сердце связаны с тем, что, когда человек переживает какие-то эмоции, сердце тут же отвечает на это: оно бьется сильнее или же замирает на мгновение. При движении чувств человек невольно кладет руку на сердце. И оно болит при неприятных эмоциях, при каких-то трагических известиях… Конечно, неразрывная связь между эмоциональной жизнью человека и его сердцем существует. Я читал диссертацию о сердце и душе, по-моему, она из Грузии была… Прочел. Умная, хорошая, но ответа я там так и не нашел.

– Сердце – орган, который отвечает за веру человека. В сердце происходит основная борьба за душу человека. В нем сосредоточено все злое и хорошее, что есть в человеке. Христос сказал: «Из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф. 15: 19). Как к этому относится медицина?

– А мозг, голова, мышление? Разве всё это не отвечает за веру? Сколько интеллектуалов великих – и как всё это без головы можно представить? (Смеется.)

– Насколько сложно устроено сердце человека? Насколько уникален этот орган? Каковы его функции? Паскаль однажды заметил: «Сердце, а не разум чувствует Бога».

– Устройство бесконечно сложно. Если формально посмотреть, ну мышца, которая сокращается; клапаны, которые регулируют поток крови в самом сердце, – все, казалось бы, очень просто. Но сама по себе мышца сокращаться не будет. Что-то заставляет ее это делать. Есть в устройстве сердца, так скажем, деталь, которая образно называется «проводящая система». Это те нервы, которые проходят по сердцу: они построены совершенно определенно. По ним проходят электрические токи, заставляющие сердце сокращаться. И в этой «проводящей системе» есть предсердно-желудочковый узел – тоже целая система. По латыни: атриовентрикулярная система. И вот этот узел настолько сложен, настолько непонятен, настолько мудро и интересно устроен, что у нас даже есть афоризм: атриовентрикулярный узел – это остров чудес в океане неизвестного. Когда начинаешь это изучать подробнее: Боже мой! Сколько же там мудрости и неизвестных процессов происходит. Поразительно!

Когда сердцу больно

– В нашей стране от сердечно-сосудистых заболеваний умирает больше всего людей. Почему болезнь сердца – это болезнь номер один, особенно в России?

– Это, пожалуй, касается большинства цивилизованных стран. Трудно сказать… При всей сложности, при всей мудрости, которая в ней заложена, сердечно-сосудистая система очень ранима. Поэтому и болеют люди так часто. Сердечно-сосудистая система участвует во всем: и в обеспечении физической подвижности, и в обеспечении интеллектуальной деятельности, коль скоро она занимается транспортом – подвозом питательных веществ, кислорода и пр. И вместе с тем такая ранимость! Заметьте: как только человек начинает жить, сердце начинает работать. У плода сердце уже работает.

– В утробе?

– Да, в утробе, конечно. До последнего вздоха оно работает. Какая же на него нагрузка выпадает колоссальная! И насколько это чувствительный орган, который воспринимает все тончайшие эмоциональные движения человеческой души. Оно тонко приспособлено и к физическим запросам. Это очень сложный орган. А где тонко, там и рвется! Почему так происходит? Эта сложность и обеспечивает уязвимость. Возьмите, к примеру, топор какой-нибудь. Что в нем сложного? Вы видели когда-нибудь, чтобы топоры ломались? Да нет, лежит себе. (Смеется.)Сложнейшая система ломается часто. Так и здесь.

– По статистике, чаще всего сердечно-сосудистыми заболеваниями страдают мужчины, они чаще всего и умирают от этого. Почему?

– Берегите мужчин, как сказал один журналист. Прежде всего, возникает мысль о женских половых гормонах – они являются защитниками человеческого организма. На этом, кстати, было основано применение женских половых гормонов как терапевтического средства при заболеваниях сердца вообще и у мужчин в частности. Но у мужчин это давало соответствующий нескладный результат, и от такого лечения постепенно отказались. Женские гормоны обладают сосудорасширяющим действием. Итак, отсутствие или малое количество женских гормонов – это первое. Второе – курение. Это очень большое зло и агрессия. Затем, конечно, то, что на долю мужчин выпадает больше стрессовых нагрузок. Мужчины – воины, мужчины – стратеги, мужчины – начальники, мужчины отвечают за свою страну, за свой коллектив. Президент – это мужчина все-таки как правило. А значит, нагрузка более сильная и более тяжелая на нервную систему и на сердце.

– В каком возрасте нужно задумываться о сердце?

– Прежде всего должны задумываться родители. Когда младенец родился, надо следить, чтобы он не заболел, не простудился, чтобы не было у него воспаления легких. Защищать его нужно – раз. Закалять – два. Правильно кормить, когда он подрастет и придет время отрывать его от груди – три. Физические нагрузки обязательно. Может быть, отдать его в группы физической подготовки, чтобы он правильно занимался. Не нагружать его десятью секциями! Драмкружок, кружок по фото – это слишком много что-то! А там еще и язык, и хоккей. А в школе нужно объяснять, как себя вести, чтобы не заболеть, чтобы сердечко было здоровое. Не знаю, проводят ли сейчас такие уроки в школе.

Защищать сердце нужно с рождения. Говорить об опасности курева! Я вспоминаю, какую профилактику провел со мной отец, который курил с гимназических лет и умер от рака легких. Я был во втором классе. Он меня подозвал и спросил: «Ну как, ты уже курил?» Я говорю: «Нет, пап». Он: «Хорошо. Давай-ка закуривай здесь! Что ты будешь по уборным прятаться…» Достал «Беломор», я закурил. Он говорит: «Втягивай в себя». Я закашлялся: «Пап, я не хочу…» – «Пробуй! Попробовал?» И знаете, я больше не захотел! Так и остался некурящим. Это жесткий метод, и он неправильный.

Рассказывать нужно, что такое сердце, как важно оно! Какие бывают болезни сердца – даже у молодых людей.

– В какие времена года людям с сердечными заболеваниями нужно быть крайне осторожными? Когда случаются обострения?

– Обострения бывают круглый год. Особенно на изломе погоды, когда бывают магнитные бури. Между прочим, мы не все знаем про это. Что мы знаем об инфразвуке? А это очень серьезная вещь.

Переход из одного погодного режима в другой – это всегда тяжелая ситуация: сердце приспособилось к одному температурному режиму, к одному атмосферному давлению – и вдруг резкая смена. Я давно даю такой совет больным: приобретайте барометры и следите за этим устройством. Если стрелка упала, хотя погода вроде бы не изменилась, будь готов к тому, что начнутся неприятные ощущения – скачки давления, приступы аритмии. Когда я писал докторскую очень много лет назад, я изучал, как погода влияет на аритмию. Для этого я даже работал с гидрометцентром.

– Как помочь людям, у которых случился инфаркт? Что тут главное?

– Должно быть постепенное восстановление физических возможностей. Очень быстрое. Спустя несколько дней после инфаркта. Должен прийти методист, показать, как надо начинать движения. Сначала поработать кистью, потом ногами. Движения медленные. Но нужно двигаться! Учитель мой Виталий Григорьевич Попов – великий наш кардиолог – вспоминал, как однажды пришел к больному, а больной лежит привязанный к кровати – чтобы не двигался. Ужас! Есть целая система по реабилитации – и физической, и психической.

– А как себя вести с человеком, у которого больное сердце?

– Щадить надо! Вообще профилактика заболеваний чрезвычайно важная вещь! Был такой великий терапевт Григорий Антонович Захарьин. Его цитату приведу: «Победоносно спорить с недугами масс может лишь профилактическая медицина и гигиена». Это было сказано больше ста лет назад.

Моя мама была библиотечным работником. Она говорила, что человек максимально должен быть собран, максимально должен быть бережен к своему окружению дома. Не с чужими людьми, не на работе, а дома! А обычно мы приходим домой и расстегиваем все пуговицы, отпускаем себя. На работе ходили стиснув зубы, потому что не можем ответить грубо ни подчиненному, ни начальнику. А дома!!! Самые большие раны человеку наносятся дома!

А когда у кого-то больное сердце, нужно быть особенно бережным. Быть очень разумным. Не сюсюкать, чтобы человек не обижался. Не надо так: «Это не трогай! Это не поднимай! Не ходи, полежи…» Потому что таким сюсюканьем мы только подчеркиваем, что человек на особом положении, а это тоже травмирует. Но и лишний раз его поберечь надо. Лифта в доме нет, а нужно сбегать в магазин? Так подумай, сколько он сегодня уже прошел; посмотри, одышка есть или нет? И исходя из этого принимай решение.

Особая статья, как правильно кормить больного. Это сложная штука! Не как ему хочется: утром чайку, потом опять чайку, а потом обед на ночь глядя. Надо кормить равномерно, несколько раз в день. Чем кормить, нужно узнать у врача. И стараться, чтобы больной был спокоен. Не волновать его.

«Монахи болеют легче»

– Как влияют на работу сердца стрессы и депрессия?

– Плохо влияют. Но мало кто знает, что есть еще одно понятие – дистресс. Дистресс – это отрицательный стресс. И есть такое понятие как стресс без дистресса. Без стрессов мы не живем. Как только родился младенец – ух ты! Не хочу! Холодно! Меня кто-то трогает! Начинают зачем-то обмывать. Стресс, крик. Хочу назад. Вообще зачем мне это нужно все! И пошло-поехало, понимаете? И у взрослого человека постоянные стрессы. Когда мы смотрим спортивные состязания, когда играем во что-то сами. Когда читаем книги, когда слушаем музыку. Классическая музыка так волнует! Человек слушает, и у него слезы! Но это счастливые слезы! Потому что он одновременно впитывает эту красоту невероятную. Стресс неизбежен. Дистресс – это удар, оскорбление. Вот этого нужно избегать. Это обида. Это жуткая агрессия, гнев. Это грех. Не нужно нервировать себя. Мудрость нужна большая.

Один мой знакомый врач написал диссертацию о том, как переносят гипертонию, астму и язву богатые люди и монахи. Оказалось, что болеют одинаково часто. Но монахи болеют легче!

– А что значит «болеют легче»?

– У них нет такого угнетения духа. Для бизнесмена заболеть, выйти из строя – это трагедия. Он волнуется, нервничает. Это дистресс. А монахи благодушны!

Надо ли знать свой смертный час?

– Если вы знаете, что человеку осталось недолго жить, как вы говорите ему об этом? Вы как-то готовите его к этому переходу?

– Это очень правильный и очень серьезный вопрос. Потому что после так называемой перестройки у нас пошло обезьянничание с Запада, причем усваиваются не лучшие черты западной цивилизации. У них там к этому относятся просто: о скорой смерти пациенту сообщать надо, чтобы он успел сделать соответствующие юридические распоряжения. У нас тоже стали сообщать пациенту о страшном диагнозе. Я не согласен с этим!

– Почему?

– Потому что такой случай был – о нем рассказывал мой учитель. Один очень мужественный человек, закаленный в боях и в жизни, был тяжело болен и попросил врача: «Доктор, вы знаете мою жизнь. Я много видел, много претерпел. Я спокойно отношусь ко всему – и к смерти тоже. Скажите честно, сколько мне осталось?» Врач ему сказал. (Пауза.) Больной отвернулся к стене, несколько дней так пролежал. Человек, поседевший, прошедший бои, который так много видел! Это частая реакция и у многих обычных людей. Конечно, бывают и исключения.

Могут спросить: «Но как же вы, верующие люди, можете не сообщить о скорой смерти? Вы должны подготовить человека! Это наша надежда и наше упование…» Но, во-первых, еще неизвестно, что нас там ждет. Одобрят ли там нашу жизнь, наше поведение. А что там будет, мы не знаем, и это страшно на самом деле. Страшен переход. Мы ничего не знаем об этом. Я думаю так, что даже верующий человек не должен знать часа своей смерти. Исключение – это разве что люди в самом-самом почтенном возрасте, старушки, которые уже себе и смертное белье припасли, и денежки на похороны отложили.

Верующих людей у нас много. Крестятся все, вот только отпевают не всех. Над нашим обществом хорошо потрудились, стараясь выбить из людей веру, и в значительной степени преуспели в этом. Вспомните, как мужички сбрасывали колокола с колоколен, церкви рушили. Многие сегодня крестились в зрелом возрасте. И говорить о скорой смерти этим людям, подвергать такому стрессу неокрепшую веру – опасно. Нельзя так безжалостно относиться к людям.

Конечно, больной может спросить: «Доктор, сколько мне осталось?» Но, во-первых, мы, врачи, сами, честно говоря, не знаем точно. Мы не пророки. Более или менее понятно, сколько человек еще протянет, но бывают и ошибки… Обычно говорят так: «Не буду от вас скрывать: положение серьезное».

Вы видите, сколько врачей вокруг больных? Какие бесконечные обходы? И ночью не отходят, и днем. Постоянные консультации. Но мы бы не стали ничего этого делать, если бы у нас не было никакой надежды. У нас есть надежда. Я думаю, что наша задача сейчас – это думать о том, как сделать так, чтобы пациент поддержал нас, врачей, был нашим союзником в борьбе за его жизнь. Например, спросить: «Я вижу, на вас крестик. Вы верующий?» Он ответит: «Да». Ты ему: «Вы уж простите за такой интимный вопрос, а вы давно причащались? Вы знаете, я бы вам советовал душу облегчить. Ведь у нас столько грехов накопилось. Душу облегчите – вам и физически легче станет. Понимаете? И причаститься после этого, конечно».

Чужое сердце

– Каково ваше отношение как православного христианина к пересадке сердца? На ваш взгляд, что происходит с человеком, которому пересаживают сердце? Меняется ли он?

– Меняется, как меняется любой человек, переживший тяжелую операцию.

А отношусь я положительно и не раз направлял людей на эту операцию – иначе они бы погибли. В чем-то здесь есть ответ на ваш самый первый вопрос. Потому что если бы сердце полностью отвечало за личность человека, то после пересадки, трансплантации это был бы другой человек. Отец Анатолий (Берестов) был настоятелем церкви при Институте трансплантологии. Мы с ним давно знакомы, еще до его пострига. Я его спрашивал, не замечал ли он, что люди меняются после пересадки сердца. Он категорически отвечал: «Нет!»

«Между грехом и болезнью прямая связь»

– Цель христианской жизни – очистить сердце. «Чистые сердцем узрят Бога» – слова из Священного Писания. Как вы понимаете эту фразу? И говорите ли вы об этом с пациентами?

– Да… «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5: 8). Речь идет о духе, я думаю. Потому что чисты духом те, кто любят людей. И в этом видят исполнение Божиих заповедей. Когда человек согрешил, он загнал себя внутрь. А совесть есть, и она не успокаивается. Это застойный очаг. А вокруг него индуцируется электрическое поле неправильного заряда. Поражаются другие центры. Центр сосудодвигательный – вот тебе гипертония. Центр регуляции желудочно-кишечного тракта – вот тебе язва. Прямая связь между грехом и болезнью.

– Александр Викторович, дайте, пожалуйста, нашим читателям совет, как следить за сердцем.

– Самолечением заниматься очень опасно! Можно так промахнуться. А сердце – орган очень важный, как вы уже поняли. Лучше посоветоваться с врачом, а не изучать интернет, что просто опасно.

С Александром Недоступом

беседовал Никита Филатов

Как русская медицина отразила все противоречия нашего века

На протяжении 100 лет перемены, так или иначе, коснулись разных сторон русского бытия. И, конечно, не могли обойти стороной такую важную отрасль, как медицина. Кроме социальных потрясений, на состояние медицины оказали, и оказывает огромное воздействие начавшаяся в середине прошлого века НТР (научно-техническая революция). Итогом является противоречивость реалий медицины нашего времени, где несомненные, порой огромные достижения соседствуют с трагическими, часто невосполнимыми утратами...

Чтобы быть правильно понятым, добавлю, что под медициной понимается совокупность действующих в ней лиц – больных и врачей, а также сам процесс врачевания, и, наконец, система здравоохранения.

Попробуем (бегло!) перечислить наиболее яркие достижения медицины, замкнувшие столетие:

– «визуализация болезни» (рентгеновское исследование, включая рентгеноконтрастные методы, радиологические исследования; КТ, МРТ, ПЭТ и т.д.; эндоскопические и ультразвуковые методы исследования; биопсия органов с последующим микроскопическим исследованием);

– функциональная диагностика (ЭКГ, ФКГ, ВКГ, ФВД, ЭЭГ и т.д.);

– новое в хирургии (торакальная хирургия, включая кардиохирургию; хирургия мозга, эндопротезирование);

– резкое увеличение числа новых эффективных медикаментов (антибиотики, кортикостероиды, инсулин, кардиотропные, психотропные препараты и т.д.);

– появление реаниматологии, как отдельной дисциплины;

– появление трансплантологии;

– развитие генетики, в том числе клинической;

– открытие новых нозологических единиц («коллагенозы», кардиомиопатии, СПИД, генетические заболевания и т.д.)

– появление новых отраслей клинической медицины (космическая, спортивная медицина, медицина катастроф);

– новые патогенетические концепции (психосоматика, теория стресса и многое другое).

Объективные причины:

– противоречивость исторической обстановки (разруха, голод, эпидемии, войны, террор);

– формирование и внедрение новой (советской) модели здравоохранения, признанной ВОЗ в 1977 г. лучшей в мире, с ее частичным сломом в 90-е годы;

– колоссальный рост объема информации как теоретической, так и клинической (вспомним слова Г.А. Захарьина, адресованные студентам в конце XIX века: «Не дайте себе зачуметь от избытка знаний»);

– резкое увеличение вклада результатов параклинических (лабораторно-инструментальных) исследований в постановку диагноза;

– значительное увеличение количества сложных (специальных) методов лечения, требующих высокого уровня узкой профессионализации.

Субъективные причины:

– изменение личностных (поведенческих) качеств человека (врача) и соответственное изменение межличностных отношений;

– прогрессирующее увеличение специализаций медицинских профессий;

– значительное уменьшение доли «синтетических» врачей (терапевты, педиатры–модераторы, координаторы, врачи первого контакта) при понижении уровня их подготовки;

– утрата клиницизма, клинического мышления (умения ставить интегральный диагноз при обилии данных объективных исследований);

– уменьшение количества научно-клинических школ, их значения в клинической медицине;

– абсолютизация роли доказательной медицины;

– лечение в значительной степени по результатам лабораторно-инструментальных исследований, по алгоритмам («Больной пролечен в соответствии со стандартами …»);

– лечение болезни, а не больного (по диагнозу, даже по синдромам);

потеря гордости отечественной медицины – индивидуализации подхода к больному.

Вследствие субъективных причин отмечается значительное уменьшение «человечности», сострадания, сопереживания; качественное снижение межличностных отношений в системе «врач–больной». Кроме того, отмечается формальность отношений, исчезновение восприятия врачом личности больного; разобщение врача и больного аппаратурой. Врачи часто невнимательны, грубы, иногда даже жестоки.

Стремительно растет коммерциализация медицины, стремление заменить служение обслуживанием (отсюда введение понятия «услуга» вместо «помощь»). Причины этого лежат в глубинных сдвигах человеческого сознания, мироощущения, в постепенном разрушении христианских основ морали.

Не может не возникнуть вопрос: а какими врачи были раньше? Ответ на него можно было бы получить из художественной литературы. Но, как ни странно, наша литература не богата портретами врачей.

С одной стороны, не очень симпатичный Евгений Базаров, совсем не симпатичный Ионыч, с другой стороны, чеховский доктор Астров, герои «Открытой книги», «Дела, которому ты служишь», автор «Записок юного врача» (о странной фигуре Юрия Живаго мы не говорим – он доктор лишь по обозначению, но это происходит по воле автора романа Бориса Пастернака).

Особняком стоит опубликованная в 1947 году статья знаменитого русского философа Ивана Ильина «О призвании врача», в форме ответа семейного врача Ильиных на вопрос философа о причинах профессиональных достоинств русских врачей, отличающих их от западных коллег (впрочем, не исключено, что автором был сам Ильин, использовавший форму ответа на вопрос как литературный прием). У нас статья стала известна с начала 90-х годов. Приведем отрывки из нее.

«То, что вы так любезно обозначили как мою "личную врачебную особенность", по моему мнению, входит в самую сущность практической медицины. Во всяком случае, этот способ лечения соответствует прочной и сознательной русской медицинской традиции.

Согласно этой традиции, деятельность врача есть дело служения, а не дело дохода; а в обхождении с больными это есть не обобщающее, а индивидуализирующее рассмотрение; и в диагнозе – мы призваны не к отвлеченной «конструкции» болезни, а к созерцанию ее своеобразия.

Врачебная присяга, которую приносили врачи и которою мы все обязаны русскому Православию, произносилась у нас с полною и благоговейною серьезностью (даже и неверующими людьми): врач обязывался к самоотверженному служению; он обещал быть человеколюбивым и готовым к оказанию деятельной помощи всякого звания людям, болезнями одержимым; он обязывался безотказно являться на зов и по совести помогать каждому страдающему; а XIII том Свода законов (т. 89, 132, 149 и др.) вводил его гонорар в скромную меру и ставил его под контроль.

Но этим еще не сказано самое важное, главное, – то, что молчаливо предполагалось как несомненное. Именно – любовь. Служение врача есть служение любви и сострадания; он призван любовно обходиться с больным. Если этого нет, то нет главного двигателя, нет "души" и "сердца".

Тогда все вырождается и врачебная практика становится отвлеченным "подведением" больного под абстрактные понятия болезни (morbus) и лекарства (mediсamentum).

Но на самом деле пациент совсем не есть отвлеченное понятие, состоящее из абстрактных симптомов: он есть живое существо, душевно-духовное и страдающее, он совсем индивидуален по своему телесно-душевному составу, совсем своеобразен по своей болезни. Именно таким должен врач увидеть его, постигнуть и лечить. Именно к этому зовет нас наша врачебная совесть. Именно таким мы должны полюбить его, как страдающего и зовущего брата».

А теперь процитируем Антуана де Сент-Экзюпери.

«Я верю, настанет день, когда больной неизвестно чем человек отдастся в руки физиков. Не спрашивая его ни о чем, эти физики возьмут у него кровь, выведут какие-то постоянные, перемножат их одна на другую. Затем, сверившись с таблицей логарифмов, они вылечат его одной-единственной пилюлей.

И все же, если я заболею, то обращусь к какому-нибудь старому врачу. Он взглянет на меня уголком глаза, пощупает пульс и живот, послушает. Затем кашлянет, раскуривая трубку, потрет подбородок и улыбнется мне, чтобы лучше утолить боль.

Разумеется, я восхищаюсь наукой, но я восхищаюсь и мудростью».

Из этих цитат ясно, каким были хорошие врачи прежних лет. Сравним их образы с обликом современного врача. Сравним – и увидим результаты. Нет, я вовсе не хочу сказать, что все врачи прошлого были такими, как доктора из книг И.А. Ильина и А. де Сент-Экзюпери. Слава Богу, есть немало замечательных коллег, что своими нравственными и профессиональными качествами стоят рядом с героями Ильина. Но как много, увы, и их антиподов.

Особенно примечательно, что отрицательная эволюция фигуры врача (конечно, не обязательно врача) происходит не только в России, но и во всем мире – имеется в виду западная цивилизация.

Вглядываясь в происходящую мистерию эволюции общества (назовем его условно западно-европейским и американским), мы увидим некую последовательность хода событий и неизбежность ее влияния на медицину, в частности, на фигуру врача.

Одной из причин наблюдаемой трансформации фигуры врача, возможно, является предполагаемая рядом мыслителей закономерная историко-социальная эволюция человеческого общества, которая, в отличие от прямолинейного прогресса (марксистская концепция), представляет собой цикл, состоящий из начала, развития, расцвета, деградации и конца (исчезновения).

Эту концепцию развивали Николай Яковлевич Данилевский, Константин Николаевич Леонтьев, Освальд Шпенглер, Арнольд Тойнби, Лев Николаевич Гумилев.

Наиболее ярким представителем этой группы авторов является историк и философ Освальд Шпенглер (1880–1936). Основные положения его теории изложены в книге «Закат Европы» (1918–1922 гг.), выдержавшей в ближайшие годы после выхода в свет 56 изданий. Приведем перечень основных положений этой работы:

– в мире не существует единой общечеловеческой культуры и прогресса;

– до настоящего времени история человечества знает 9 самостоятельных культур (вавилонская, египетская, индийская, китайская, греко-римская, майя, византийско-арабская, западно-европейская и русско-сибирская);

– все они переживают сходное развитие: начало, восхождение, расцвет (культура), цивилизация, гибель;

– переход от стадии культуры к стадии цивилизации есть переход от творчества к бесплодию, от творческой деятельности к механической работе, он сопровождается стремлением к комфорту, к обустройству жизни.

У Шпенглера, однако, были предшественники, и жили они в России. Первый из них – Николай Яковлевич Данилевский (1822–1885) известен своим трудом «Россия и Европа» (1869). Основные положения этой работы сводятся к тому, что в мире существуют обособленные локальные культурно-исторические типы, своего рода организмы, переживающие зарождение, расцвет, дряхление, гибель.

Писатель и философ Константин Николаевич Леонтьев был последователем Н.Я. Данилевского. В книге «Восток, Россия и славянство» (1883–1886 гг.) он говорит об очагах культуры, претерпевающих три стадии циклического развития: первичная простота, цветущая сложность, упрощенная смешанная стадия.

Арнольд Джозеф Тойнби (1889 – 1975, Англия) был последователем О. Шпенглера. В основном труде «Исследование истории» (1934–1961 гг.) Тойнби приходит к выводу о том, что история человечества есть совокупность историй, замкнутых цивилизаций (вначале 21, затем 13), претерпевающих следующие стадии развития: возникновение, рост, надлом, разложение.

Нашим современником был сын поэтов Николая Гумилева и Анны Ахматовой историк Лев Николаевич Гумилев (1912 – 2002). В своем основном труде «Этногенез и биосфера Земли» (1970) он приходит к выводу о том, что в истории человечества большую роль играет динамика пассионарного напряжения этнических систем:

– фаза подъема (быстрое увеличение числа пассионарных особей);

– акматическая фаза (максимальное число пассионариев);

– фаза надлома (резкое уменьшение их числа),

– инерционная фаза (медленное уменьшение числа пассионариев);

– фаза обскурации (почти полная замена пассионариев субпассионариями).

В некоторых случаях отмечается фаза «золотой осени» (всплеск пассионарности на фоне общей тенденции ее снижения с последующим исчезновением).

Наиболее известной из приведенных концепций, как сказано выше, является концепция Шпенглера, согласно которой, повторим, вершина цикла развития обозначается как культура, а следующая стадия (деградация) как цивилизация (исторически эта стадия хорошо известна на примере греко-римского этноса).

Достаточно ярким примером соотношения цивилизации и культуры может служить современный бытовой музыкальный центр. Он с потрясающей точностью воспроизводит звучание оркестра, музыкальных инструментов, вокальных пьес. Однако пройдитесь по частотным радиодиапазонам – и вы не услышите (почти наверняка) Моцарта, Чайковского, Шуберта, Каллас, Шаляпина: все каналы будут забиты синкопированной неряшливой дрянью и скороговоркой спортивных и политических комментаторов.

В стадии цивилизации человек испытывает стремление к комфорту, удобствам, минимализации личных усилий, в том числе нравственных; он также испытывает стремление к минимализации эмоций (на Западе считается неприличным «лезть в чужую душу»). Отношения становятся формализованными, внешними, душевные порывы неуместны.

Сочувствие, сопереживание в западном мире может быть расценено как трата эмоций, душевных сил, то есть известный дискомфорт, которого надо избегать (фактически это суперэгоизм, оберегание себя). В медицине это проявляется не-жалением больных, нелюбовью к больному, формализмом в работе, особой заботой о юридической защищенности.

Это плохо соотносится с нравственными нормами, постулируемыми христианской религией, свидетельствуя об ослаблении и утрате веры, безбожии. Трагизм ситуации заключается в том, что в отличие от эволюции предшествующих моделей цивилизациии, конец христианской цивилизации означает для нас конец истории. Европа и, вероятно, Россия (в меньшей степени) в настоящее время переживают именно эту стадию цивилизации.

На таком историческом фоне периодически обсуждается понятие «постхристианство». Конечно, если считать религию историко-этнографическим феноменом (что мы наблюдаем в атеистических системах мироощущения), то использование понятия «постхристианство» как термина, характеризующего следующую за христианством ступень эволюции человеческого общества, вполне правомерно. Однако с позиций религиозного (христианского) сознания так называемое постхристианство является ложной концепцией. Для нас Христос есть альфа и омега бытия (Откр. 22. 12-13).

Никакого «заомежья» не существует. Человек, познавший Христа и отвернувшийся от него, приходит не к пост-, а к антихристианству с его персонифицированным воплощением. Нам представляется, однако, что человек, осмысливший это свое положение, в состоянии противостоять дальнейшей, ставшей уже традиционной, деградации, опираясь на собственные силы, разум и веру. Не забудем, что за 100 лет (1917–2017) в России накоплен большой опыт противостояния силам безбожия.

Во время недавнего освящения храма во имя святого Александра Невского (при МГИМО) Святейший Патриарх Кирилл сказал, что, судя по всему, Россия будет последней в мире страной, защищающей христианство. Мы должны быть достойны этой великой и трагической миссии. Приказа на отход нам никто не давал!

Как напутствие и утешение нам да прозвучат пророческие слова одного из великих святых последних времен преподобного Серафима Саровского: «Господь помилует Россию, и приведет ее путем страданий к великой славе».

Пророки не ошибаются.

Александр Викторович Недоступ (на фото) – профессор-кардиолог, доктор медицинских наук. Работает в Московской медицинской академии имени И. М. Сеченова. Возглавляет Общество православных врачей Москвы.

Специально для «Столетия»

Статья опубликована в рамках социально значимого проекта «Россия и Революция. 1917 – 2017» с использованием средств государственной поддержки, выделенных в качестве гранта в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации от 08.12.2016 № 96/68-3 и на основании конкурса, проведённого Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».

Что мы знаем об инфаркте? В общем, довольно мало. Знаем, что это смертельно опасная болезнь сердца, увы, весьма распространенная сегодня. Что риск инфаркта напрямую связан с нашим образом жизни. Что чем раньше больному будет оказана медицинская помощь, тем лучше. А знаем ли мы, каковы первые признаки того, что у человека инфаркт? И что нужно делать, пока не приехала «Скорая»? Да и что вообще происходит с сердцем при инфаркте и после? Раньше эту болезнь называли «разрывом сердца». Действительно ли «сердце рвется»? Об этом мы беседуем с кардиологом Александром Викторовичем Недоступом .

У доктора медицинских наук, кардиолога Александра Викторовича Недоступа простой и не очень большой кабинет. На стенах иконы и фотографии. Есть несколько снимков архимандита Кирилла (Павлова). Мой собеседник 20 лет лечил и наблюдал за сердцем почитаемого старца. На поддоконике перед большим окном расставлены модели советских самолетов: «Ан-20», «Бе-6», «Як-6» «Ил-18» «Як-47». О самолетах мы так и не поговорили, но человеческое сердце профессор Недоступ мотором назвал несколько раз.

Инфаркт: как это бывает

- Александр Викторович, что такое инфаркт?

Инфаркт - это омертвение ткани. Может быть инфаркт не только миокарда, то есть сердечной мышцы, но и мозга, и других органов человеческого тела. Но все знают в основном об инфаркте миокарда.

Инфаркт миокарда - это омертвение участка сердца, а раз есть какое-то омертвение, значит - и сбои в работе нашего «мотора», как очень часто называют сердце. Собственно, само появление мертвой ткани не так опасно, потому что между ней и нормальной, живой тканью всегда есть некая «средняя полоса». Опасны последствия. Могут, например, появляться какие-то необычные электрические импульсы в сердечной мышце, которые приведут к нарушению сердечного ритма. Если омертвела часть проводящего пути, то, естественно, может прекратиться кровопроведение и наступит так называемая блокада, у человека появятся признаки недостаточности кровообращения, один из главных - одышка. Конечно, при развивающемся омертвении сердце кричит о помощи - отсюда боль. Бывают очень сильные болевые приступы, и от серьезного болевого шока и давление резко падает, и разные другие тяжелые неприятности случаются. Много беды может наделать инфаркт миокарда.

- Какие осложнения вызывает инфаркт, если это омертвение ткани?

Если есть загрудинная боль, которая не проходит, обязательно надо вызвать “Скорую помощь”

Очень серьезные. И начинаются они буквально в первые минуты. Некроз сердечной мышцы вызывает сильнейшую боль, как я уже говорил. Боль настолько сильную, что снять ее могут только наркотики или лечебный наркоз. Это так называемый кардиогенный, то есть рожденный сердцем, шок. Давление низкое, холодный пот, больной бледен. Развивается одновременно и сердечная недостаточность. Это очень опасное осложнение. Больной начинает задыхаться, проявляется картина отека легких - еще одно опасное осложнение. Вот почему надо вызывать машину скорой помощи, если беспокоят загрудинные боли, которые не проходят. Так и говорить: «Боли в сердце не проходят». Эти загрудинные боли, часто отдающие в нижнюю челюсть, очень опасны.

В сердце иногда образуются тромбы. Потому что в сердце могут быть поврежденные ткани с такой шероховатой поверхностью, на которой фиксируются кровяные пластинки. Этот тромб может быть плотным, твердым, проросшим соединительной тканью - такой не опасен. Но бывают рыхлые, ломкие тромбы, они от малейшего напряжения сердца, от толчка крови ломаются, от них отрывается кусочек и летит дальше по сосуду. Этот тромб - точнее: тромбоэмбол - может закупорить сосуд. Хорошо, если сосуд маленький, если сосуд на руке или на ноге - хотя что же тут хорошего! Но это по крайней мере не смертельно опасно. А если закупорится сосуд мозга?!

Как осложнение после инфаркта может развиться так называемый постинфарктный синдром, когда ткань инфарктцированного сердца становится для своего организма чужеродной. Дело в том, что при инфаркте миокарда поврежденная ткань биохимически несколько перерождается, и организм, ошибочно распознав ее как чужеродную, начинает против нее вырабатывать антитела, которые должны ее уничтожить. Начинается процесс отторжения, а заодно эти антитела идут туда, куда им вообще не нужно. Скажем, в плевру, в перикард, в соединительную ткань легких, в суставы… Начинается воспаление иммунного характера. И одновременно с инфарктом развиваются еще и такие заболевания, как плеврит, перикардит, артрит. Иногда состояние больного остается тяжелым очень долго, обострения длятся и месяцы, и год. Приходится принимать гормональные препараты, чтобы подавить это состояние, а они сами не очень-то легко переносятся организмом.

Как последствие инфаркта могут быть и какие-то психические сдвиги у больного, психотические реакции, состояние острого психоза, тяжелый стресс, вызванный кислородным голоданием мозга. И тогда больному приходится лечиться у психиатра.

Может развиться аневризма - такое выпячивание, выбухание на поверхности сердца: ткань инфарктцированного сердца становится неупругой, она растягивается, и снаружи на сердце выступает такой мешок. Опасность в том, что этот мешок в любой момент может разорваться. Да и просто он мешает нормальному сокращению сердца.

- А часто бывает разрыв сердца?

Когда вы в романах читаете: «Он умер от разрыва сердца», на самом деле никакого разрыва не было, это инфаркт миокарда. Хотя разрывы сердца бывают, но редко. Чаще лопается этот аневризматический мешок. Кроме того, в этом мешке образуются тромбы, и оттуда они стреляют по сосудам в мозг, в руки, в ноги, в живот, в почки, в селезенку, в кишечник…

Чтобы не было мучительно поздно

- А какова главная причина инфаркта?

Сужение сосудов, снабжающих сердце кровью. Поскольку сосуды располагаются вокруг сердца в виде такой как бы короны, венца, их называют венечными, или коронарными. В коронарных артериях, через которые кровь должна поступать в изобилии к сердцу, может развиться атеросклеротический процесс, и тогда они сужаются, стенозируются, как мы говорим, через них кровь проходит уже плохо. А ведь сердцу нужно много крови - много питательных веществ и кислорода, которым его снабжает кровь. И когда этого недостаточно, когда наступает момент критического «голода» из-за суженных сосудов, может наступить трагедия. А если в сосуде еще и атеросклеротическая бляшка - такое уплотнение, вырост на стенке сосуда с неровной, шероховатой поверхностью, - на которую может еще и наслоиться тромб, то сосуд будет перекрыт совсем - и разовьется мгновенный инфаркт миокарда. Вплоть до остановки сердца.

- Кто больше подвержен инфаркту - мужчины или женщины?

Курение - огромное зло! Оно хронически сужает сосуды сердца. А сужение сосудов - главная причина инфаркта

Мужчины. Они больше курят. Курение - огромное зло! Оно хронически сужает сосуды сердца. Далее - употребление алкоголя. Это в меньшей степени, чем курение, но тоже способствует развитию инфаркта. Считается почему-то, что алкоголь может быть даже полезен. Никогда! Просто когда человек выпьет, у него под действием алкоголя сосуды расширяются, давление поднимается. Но это только вначале, а потом начинаются большие неприятности: возбуждение сердца, аритмия…

- Но ведь инфаркт бывает и у тех, кто не курит, да и практически не употребляет спиртное…

Увы, бывает. Тут определенную - и немалую - роль играет и наследственность. Но чаще человек себя сам доводит до болезни.

- Чем доводит?

Неправильным поведением. Именно поведением. Человек считает, что ему совесть не позволяет что-то принимать из окружающей нас жизни, и ввязывается в бой. Не в такой бой, настоящий, с автоматными очередями, атаками… А в бой «за правду», за «правое дело». Ввязывается в какую-то историю, в которую ввязываться опасно. А когда ввязывается, то переживает, конечно. Что тут поделаешь? Сказать: «Поберегите себя»? Как поберечь, если нельзя попустительствовать неправде, если надо идти за правое дело! Но это крайний случай, конечно, жизнь не часто ставит в такие условия.

У Давида Самойлова есть такое стихотворение:

О, как я понял поздно,
Зачем я существую!
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь густую.
И что порой напрасно
Давал страстям улечься!..
И что нельзя беречься,
и что нельзя беречься…

Как врач, я должен сказать герою этого стихотворения: ты не прав! надо себя беречь! (Смеется.)

Надо действительно себя ограждать от возможных стрессов, которые могут привести к подъему давления, спазму сосудов, тяжелому нарушению ритма сердца. Или по крайней мере постараться свести к минимуму подобные ситуации. Потому что все равно кто-нибудь как-нибудь нас «достанет». Так что надо поберечься - для детей, для жены, для родителей, немножко для самого себя.

- А стрессы и депрессии сильно влияют на развитие инфаркта?

Несомненно! Конечно, и тревога, и депрессия - это дорога к ишемической болезни сердца. Начинается сужение сосудов. Развивается склероз камерных артерий. А человек его подхлестывает - куревом в первую очередь. Дымит, как паровоз. Никотин для коронарных артерий - это такой яд! И не только для коронарных артерий, но и для сосудов нижних конечностей, и сосудов мозга… Рак легких возникает, язва двенадцатиперстной кишки. Табак - страшная вещь.

А среди причин инфаркта, помимо тех, о которых я сказал, и недосыпание, и стрессовое состояние, и переработки, и неправильное питание, конечно. Вот человек мало движется, ест за троих, да еще неправильно - в два захода. Утром поел, потом целый день голодный, так только что-то перехватил, а вечером пришел с работы домой - и Обед с большой буквы. А организму жалко расстаться с таким количеством калорий, он все питательные вещества загоняет куда? В запас - в живот, в жировую складку на животе. И ладно бы, если только туда, но ведь и в сосуды тоже, в печень… А самое опасное, что и в коронарные артерии, в которых развиваются бляшки. А если вы еще и генетически предрасположены к спазмам, к тромбозу, дело совсем плохо может обернуться. А мы, к сожалению, пока еще плохо знаем механизмы, которые приводят к тому, что у человека возникает предрасположенность к этому.

- Скажите, пожалуйста, есть ли тенденция к омоложению инфаркта?

Такого резкого омоложения инфаркта, которое заставило бы нас схватиться за голову, нет. Это по преимуществу болезнь среднего и пожилого возраста. Но, конечно, можно и молодым себе заработать инфаркт миокарда, если вести неправильный образ жизни.

У молодых проблемы с сердцем могут быть из-за неправильного развития системы коронарных сосудов. Есть определенная, строго закодированная по развитию система коронарных сосудов, которая питает кислородом само сердце. И если какой-то сосуд отсутствует вообще, или сосуды развиты крайне плохо, недостаточно, узенькие, тоненькие, или же они пережимаются, это приводит к болям. Этими проблемами тоже надо заниматься, и ими занимаются, но мало.

С верой в Господа

Александр Викторович, а могли бы вы сказать, исходя из вашего огромного опыта, как правильная духовная жизнь человека сказывается на его здоровье? Становится ли жизнь со Христом и для Христа залогом того, что если болезни и будут попущены, то протекать они будут легче?

Я думаю, что да. В прошлой беседе я уже упоминал об этом, но повторю еще раз, потому что об этом надо говорить и говорить: замечательный доктор из Белгорода Андрей Юрьевич Третьяков проводил исследование, как болеют люди активные - предприниматели - и монашествующие. Взял такие полярные состояния человеческой души. Причем из монашествующих его интересовали не те, кто недавно пришел в монастырь и пока еще приспосабливается к новым условиям и правилам жизни (а ведь это порой проходит трудно), но уже укоренившиеся в монастырском житии, те, кто обрел здесь и покой душевный, и сознание того, что он живет так, как ему должно жить на этом свете: пришел к Богу и служит Богу. Андрей Юрьевич взял несколько заболеваний: гипертоническую болезнь, язвенную болезнь и бронхиальную астму. И вот что получилось: болеют и предприниматели, и монахи одинаково часто. Но монашествующие болеют легче. Легче! Они справляются с болезнями быстрее, и последствия у них не такие тяжелые.

- Как вы думаете, почему монашествующие легче переносят болезни?

Они благодушнее относятся к заболеванию, не так «переживают», для них это не такой стресс, они не так боятся. Монаху, может быть, смерть не так страшна, как другому больному. Я не помню, как этот факт объяснял Андрей Юрьевич, но мне кажется, что причины вот в этом.

Конечно, если человек живет в мире с самим собой, не в душевном разладе, он живет по большому счету правильно. И даже ему трудно, если он весь день чем-то занят, допустим - ухаживает за больными, даже если он устает, он приходит домой и думает: «Слава тебе, Господи, что я день прожил так, как сегодня. Спасибо Тебе, Господи, что дал мне возможность потрудиться. Я хотя и устал, и мало сделал, и плохо сделал, и Ты знаешь, что мог больше и лучше, но всё-таки спасибо, что у меня на душе сегодня так спокойно». Когда у человека такая гармония, уравновешенность, то его физический организм меньше вырабатывает всяких нехороших гормонов, которые сужают сосуды, вызывая их спазм. Это похоже немножко на то, как поется в песне «Темная ночь»:

Радостно мне.
Я спокоен в смертельном бою:
Знаю, встретишь с любовью меня,
Что б со мной ни случилось.

Поют о женщине, конечно, потому что: «ты у детской кроватки не спишь»… Кто-то ждет. А если никого нет, то ждет Господь Бог! Человек знает, что Господь встретит с любовью, что бы с ним ни случилось. Конечно, каждый из нас не так дерзостно думает. Но Бог даст, нас Господь встретит. И если мысль такая: «И сегодня я провел день так, что Господь мною хоть немножко доволен», - конечно, это играет роль.

Другое дело, если человек одинокий, никого нет, черно вокруг - тогда гори оно всё и т.д.

- Александр Викторович, спасибо за такой глубокий ответ.

Питание для сердца

- Но вернемся к делам земным. Как питаться, чтобы сохранить сердце здоровым?

Да, вы правы, здоровый образ жизни - это и правильное питание. Есть нужно не так обильно, как это у нас часто бывает. Потреблять больше естественных продуктов, схожих с теми, какими питались наши предки, которые жили в основном в сельской местности. Ведь наши далекие предки - это деревенские жители, и ели они пищу простую: овощи, фрукты, молочное, крупяное… Еда должна быть проще, и, во-первых, должна быть богата витаминами, во-вторых, не калорийна.

То, что мы едим, усваивается на 100%. А что мы любим? Полбатончика хлебушка съесть, картошечки, еще чего-нибудь. Нужно, чтобы были какие-то балласты, которые не до конца перерабатываются в кишечнике. Они, кстати, способствуют и регулированию работы кишечника. Да и организмом не будут усвоены, а следовательно, ты не располнеешь.

Есть два раза в день, как у нас часто едят, вредно. Об этом я уже говорил. На ночь наедаться - путь к полноте, а это и вредно, и опасно. Много соли - путь к гипертонии, а гипертония - одна из главных причин коронарного инфаркта, они взаимосвязаны очень тесно. Ограничивать себя, конечно, в жирах: лишние масло, сметана, жирные сорта молока, сыр - это вредно, это дорога к атеросклерозу. Обилие сладкого тоже очень опасно. Хотя сладкое немножко надо себе позволять. Это многих людей утешает. Боюсь, что коллеги, услышав меня, всплеснут руками: «Доктор, что ты такое говоришь?!» Но, знаете, в меру-то сладкое можно. Конечно, контролируя сахар в крови. Если резко ограничить себя в сладком, мало кто выдержит. Мои друзья и знакомые, побывавшие в лагерях, рассказывали, что отказаться от сладкого тяжелее, чем отказаться от курения. Один замечательный батюшка, мой знакомый, говорил: «Поститься-то не очень могу, потому что больной желудок, а я ущемлю себя в сладеньком, в конфетке». А если человек полный, если сахар достигает пограничных значений, а тем более когда диабет, то уж от сладкого надо отказаться.

Самое главное: питаться нужно умеренно и разнообразно.

Что делать, если…

Александр Викторович, какую первую помощь могут оказать человеку родственники, если видят, что случился инфаркт, или есть подозрение на инфаркт? Понятно, что надо, прежде всего, вызвать «Скорую». Но пока она едет, что делать? И как понять, идя по улице, что у прохожего вот-вот будет инфаркт? Ведь часто «прихватывает» и на улице, и в транспорте…

При малейшем подозрении на инфаркт больному нужно дать нитроглицерин, лучше в таблетках - положить под язык, не глотать

Первые признаки какие? Больной жалуется на боль ангинозного характера. К собственно ангине - воспалению в горле - это не имеет никакого отношения. «Анго» по-латыни - «сдавливаю, душу». Раньше такие боли называли грудной жабой. Вот, образно говоря, сидит на грудине больного противная жаба и стискивает сердце. Загрудинная сдавливающая сердце боль чувствуется обычно посередине, но бывает и слева, и справа. Типичный жест больного при загрудинной боли - он кладет руку на грудь спереди, ладонь или кулак. И когда спрашиваешь: «Что чувствуете?», отвечает: «Давит, жжет». Вот если такие слова услышите от вашего знакомого или родственника или на улице кто-то остановился, вот так стоит, руку держит - это симптом. И тогда больному нужно дать нитроглицерин, лучше в таблетках - положить под язык, не глотать. Или одно-два впрыскивания, тоже под язык, нитроглицерина в виде спрея. Это первая помощь. Правда, некоторые плохо переносят это лекарство в виде спрея: у них начинает сильно болеть голова. Тогда как лучше сделать, если нет таблеток, а только спрей? Надо прыснуть спреем на тыльную сторону ладони, на косточки у основания пальцев, и эту капельку лекарства лизнуть - один раз, ну, два. Этого часто бывает достаточно, чтобы снять боль.

Через минуту-другую больной начнет бледнеть и клониться в сторону, может даже и упасть. Это происходит потому, что расширяются не только сосуды сердца, но и всё сосудистое русло, давление начинает снижаться. Может быть и обморок. Так что лучше страховку больному обеспечить - поддержать его, чтобы не упал.

- Как должны вести себя родственники с больным, перенесшим инфаркт?

Тому, кто перенес инфаркт, и его родственникам обязательно слушаться врачей и выполнять все их рекомендации

Такому больному нужна, конечно, помощь. Причем помощь разнообразная: и чисто физическая, и моральная. Моральная и сложнее, и проще. Это не требует от родственников никаких таких уж усилий, нужно просто вести себя адекватно. Во-первых, не учи его, как и что делать, если ты не врач. Не бери на себя столько, можешь напутать. Не говори: «Ну, инфаркт! Что инфаркт! Вон у Марьи Ивановны со второго этажа тоже был инфаркт, а как бегает! На Кавказ ездила». Это неправильно. Потому что Марья Ивановна этим нарушает рекомендации врача. (Смеется.) И если даже ей врачи и разрешили и бегать, и на Кавказ поехать, то мы не знаем, какой степени был у нее инфаркт, какой глубины, какой протяженности, как она его перенесла и прочее. Здесь надо сказать: «Лучше всего слушаться врачей, потому что они знают гораздо больше нас. Они тебе правильнее скажут. Ты, конечно, можешь критиковать или спрашивать: “Доктор, а зачем мне это? Я себя хорошо чувствую”, и врач тебе объяснит. Не нужно решать самому проблему, решения которой ты не знаешь. Можешь навредить, ошибиться».

Надо все время думать, как и что сказать: в чем-то больного нужно поддерживать, а в чем-то немножко и постращать, говорить: «Подожди, подожди, рано». Поддерживать в чем? «Посмотри, тебе уже получше сегодня. Как спал сегодня? Видишь, спал получше». Это может и не очень убедительно получаться, но более-менее жизнерадостно. «Давай книжки принесу. Ты просил газет. Вот статья журналиста, которого ты любишь». Планы какие-то строить не очень правильно. Говорить: «Мы с тобой через два месяца загудим в Париж», - нельзя. «Врач говорит, обычно в таких случаях через две-три недели ты дома будешь. Вот и начнем что-то делать. Погуляем, повспоминаем. Ты собирался воспоминания писать…»

Больного поддерживать, конечно, обязательно надо. И пугать иногда. «Что ты делаешь? Куда ты пошел? Нельзя, милый. Сердце-то еще просит покоя. Погоди, погоди, потом. Немножко-то потерпи». Вот так.

И приносить ему, что он любит. Но! - Посоветовавшись с врачом! Что можно кушать, какие лекарства - обязательно спрашивать.

Мы люди верующие и знаем, что, конечно, надо молиться за такого больного. Узнать, бывает ли в больнице батюшка, попросить, чтобы он пришел. А если есть желание у больного исповедоваться, причаститься, обязательно надо позвать священника. Это очень важно.

В Москве недавно произошло знаковое событие. Давний друг Богоявленского Собора, председатель Московского общества православных врачей Александр Викторович Недоступ, статьи которого постоянно публикуются на сайте, познакомил публику с неожиданным проявлением своего таланта.

Об этом рассказывает Ирина Тишина — председатель правления Тургеневского общества в родовой усадьбе «Тургенево», ведущая недавнего поэтического вечера.

12 февраля 2018 года в Доме русского зарубежья им. А.Солженицына состоялся творческий вечер известного кардиолога, поэта А.В. Недоступа.

Увы, до сих пор имя поэта Александра Недоступа было знакомо лишь узкому кругу друзей и профессиональному рецензенту, поэту и критику Сергею Арутюнову — доценту кафедры литературного мастерства Литературного института им. А.М.Горького. Немногочисленные почитатели поэзии Недоступа в течение многих лет справедливо недоумевали: почему поэзия и проза этого, безусловно, талантливого автора недоступна (простите за невольный каламбур) широким слоям отечественных читателей и почитателей художественного слова?

Видимо, дело было в особенной скромности нашего героя, не считавшего свои «стишки», как любит он характеризовать свою поэзию, достойными распространения. С Божьей помощью мы исправили это недоразумение: творческий вечер Александра Викторовича прошел в переполненном большом конференц-зале Дома русского зарубежья поистине триумфально. В окружении близких людей: коллег преподавателей, студентов-медиков и студентов-литераторов, бывших пациентов и их родственников, благодарных за спасенные жизни кардиологу от Бога — доктору Недоступу.

Александр Викторович Недоступ — доктор медицинских наук, профессор Московского государственного медицинского университета им. И.М.Сеченова, автор более пятисот научных работ и монографий, член Главной медицинской комиссии Министерства обороны Российской Федерации по отбору и подготовке космонавтов, член Совета по медицинской этике при Московской Патриархии. Особое место в жизни профессора занимает деятельность в исполкоме Общества православных врачей России, где Александр Викторович возглавляет московское отделение.

Это — род его особого служения людям, продолжение традиций просветительства и миссионерства предков по линии матери — представителей православного духовенства. Именно в этой связи мы не случайно провели творческий вечер Александра Недоступа в год двухсотлетия со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева — наследника родового имения в селе Тургенево Тульской губернии Чернского уезда.

Прапрадед Александра Викторовича о. Владимир (Говоров) состоял в должности священника в тургеневской красавице-церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы. И был, по словам летописца храма, «блестящим импровизатором и стихотворцем». Вот так, почти через полтора века, дар священника Говорова (и фамилия-то, «говорящая» о непосредственном отношении ее носителя к Слову Божьему!), передался его уважаемому праправнуку.

Не так давно Александр Викторович посещал тургеневские места, где за восстанавливаемым к тургеневскому чествованию храмом восстановлена и могила священника Говорова. Силами председателя Тульского краеведческого общества, сотрудника Музея-заповедника «Бежин луг» Тамары Георгиевской создано и обширное родословие доктора Недоступа, на примере которого особенно видно, как шло формирование интеллигенции из среды образованного земского духовенства — интеллигенции, давшей Отечеству выдающихся медиков, деятелей культуры, инженеров, продолживших духовные традиции миссионерства и служения обществу.

А.В. Недоступа чествовала хранительница архивов из дома Тургеневых-Лаурицев, даритель Музея-заповедника «Бежин луг» Л.Ф.Курило. По стечению обстоятельств Любовь Федоровна — доктор биологических наук, известный российский генетик — вместе с героем вечера входила в совет при Московской Патриархии по вопросам медицинской этики. О докторе Недоступе и его служении Русской православной церкви рассказал на вечере протоиерей храма Михаила Архангела при клиниках на Девичьем Поле о. Алексий (Гаркуша). О силе художественного слова Александра Викторовича, подтвердив свои положения чтением его стихов, — поэт Сергей Арутюнов.

Стихи Александра Недоступа прозвучали и в авторском исполнении, и в исполнении актрисы театра и кино Ольги Токарской. Фрагмент удивительно глубокой по содержанию поэмы «Переход» был представлен в записи супруги автора — заслуженной артистки России — Ольги Фомичевой. Ольги Георгиевны, верной спутницы и вдохновительницы, — не стало три года назад. В память о жене Александр Викторович ежегодно собирает друзей и почитателей ее актерского дарования в Музее Л.Н. Толстого, где часто проходили ее творческие вечера.

Лирику Александра Викторовича — такую же деликатную, вдохновенную, интеллигентную, как и сам автор, — немыслимо было бы слушать без органичного музыкального сопровождения. Фредерик Шопен — герой нескольких стихотворений Александра Недоступа, — звучал в исполнении лауреата международных конкурсов, солиста Московской филармонии Александра Калагорова.

Композитор Владимир Багров специально для творческого вечера поэта представил фонограмму своих мелодий на стихи Александра Недоступа.

Гости вечера были счастливы услышать три замечательные «песенки», как именует их стихотворец, в его собственном исполнении. Это было очень трогательно и сердечно, душевно и духовно, это было очень культурно, как и все, что делает этот уникальный человек — подлинный созидатель нашей великой, своей наполненностью Духом, русской культуры.