Идея единства православных народов в контексте современной ситуации. Становление и развитие научной картины мира

Единым может быть только государство, объединенное единой идеей. Ведь только государство способно объединить разрозненные представления, чувства, эмоции миллионов своих граждан и выразить их общую волю на рациональном уровне посредством правовой политики и практики ее реализации. Существенным фактором в обеспечении единства российского народа выступает единая государственная идеология.

Одним из приоритетов развития демократического правового российского государства на современном этапе его развития и стала выработка общих для всех россиян ценностей, общей национальной идеи. Для такой многонациональной и многоконфессиональной страны, как Россия, это имеет особое значение.

По результатам Всероссийской переписи населения Россия является одним из самых многонациональных государств мира - представители свыше 200 народов и этнических групп проживают на территории страны. Семь народов, населяющих Россию, - русские, татары, украинцы, башкиры, чуваши, чеченцы и армяне имеют численность населения, превышающую 1 млн. человек. Русские являются наиболее многочисленной национальностью, их численность составила 116 млн. человек . Как констатируется в "Концепции государственной национальной политики Российской Федерации", утвержденной Указом Президента РФ 15 июня 1996 г.: "Благодаря объединяющей роли русского народа сохранились уникальное единство и многообразие, духовная общность и союз различных народов" . Таким образом, русский элемент общности, экономики, культуры, психологии является определяющим для других этносов и всего государства.

Российское общество, находящееся на социально-историческом переломе, испытывает острую потребность в конкретном знании целей экономических и политических преобразований, а также в идеях, способных сплотить его для реализации этих целей.

Развитие российского государства свидетельствует, что имперская идеология царской России, а затем коммунистическая идеология потерпели крах.

После распада Советского Союза, когда не стало объединяющей идеи, тем не менее удалось сохранить единое федеративное государство. Как справедливо отмечает Р.Г. Абдулатипов: "Альтернативы межнациональному взаимодействию и единству, объединению разнонациональных сил в Российской Федерации не существует" .

После выборов Президента РФ 1996 г. в обществе с особой остротой развернулась дискуссия о выработке национальной идеи. Сторонником этого был и глава государства. Выступая на встрече со своими доверенными лицами 12 июля 1996 г., он сказал, что "в истории России в XX веке были разные периоды - монархизм, тоталитаризм, перестройка. На каждом этапе была своя идеология. А у нас ее сейчас нет. И это плохо. Подумайте над тем, какая национальная идея, национальная идеология - самая главная для России" .

В качестве объединяющих предлагались различные идеи: национальное самоутверждение, государственность, религиозное возрождение и другие . Полагаем, что когда речь идет о формировании единой государственной идеологии, нужно ясно сознавать, что это должна быть идеология всеобщая.

Особая роль в формировании государственной идеологии принадлежит конституции. С.А. Авакьян справедливо отмечает, что "конституция просто не может не быть идеологическим - в смысле мировоззренческим - документом... каждая конституция закрепляет свою систему общественных ценностей... и нацелена на то, чтобы на ее основе формировались соответствующие воззрения каждого члена общества" . В учении о конституции при рассмотрении ее сущности отдельно выделяется ее идеологическая функция, которая заключается в том, что она является средством идеологического воздействия. "Конституционные ценности, будучи стержнем либерально-демократической идеологии, защищаются и охраняются" . Если учесть, что Конституция РФ обладает наивысшей юридической силой и легитимностью, так как принята непосредственно народом на референдуме, то можно утверждать, что россияне признают идеологические нормы, закрепленные в ней, а государство обязано обеспечить всеми законными средствами их пропаганду в обществе.

В целом взгляды ученых-государствоведов в отношении формирования единой государственной идеи разделились на два полярных лагеря.

Сторонники одного подхода утверждают, что в такой многонациональной стране, как Россия, государственная идея, обеспечивающая единство государства, должна быть наднациональна. Мы присоединяемся к суждениям ученых, полагающих, что формирование наднациональной концепции государственности России служит предпосылкой единения российского народа. Суть наднациональной концепции видится в создании модели федерации, которая обеспечила бы постепенное формирование единой российской нации.

По выражению В.А. Тишкова, выращивание и культивирование особой наднациональной в этническом смысле общности российского народа - российской нации может стать идейной основой обеспечения жизнеспособности российского государства, поддержания его единства, целостности и стабильности, достижения национального согласия .

Другой подход связан с тем, что в многонациональной и многоконфессиональной России государственная идея не может быть наднациональной. По мнению Ф.З. Дзапшбы, цивилизационные параметры современного западного федерализма задаются во многом выступающим несущим сверхконцептом "постнационального общества" . В России так или иначе системообразующим центральным сверхконцептом выступает "полиэтническое государство" .

Действительно, характерной особенностью Российской Федерации является то, что она представляет собой одно из крупнейших в мире многонациональных государств.

Полагаем, что объединяющей и примиряющей национальной государственной идеей вполне может выступать идея единой и неделимой России.

По мнению аналитиков, события последнего года и особенно трагедия в Беслане заставили Кремль по-новому взглянуть на лозунг обеспечения единства страны, сделав его главным и системообразующим. По мнению заместителя главы Администрации Президента РФ Владислава Суркова, тезис Президента РФ "Россия должна быть единой" вполне подходит для новой национальной идеи . Послание Президента РФ Федеральному Собранию РФ в 2003 г. так и называлось "Сильная Россия - единая Россия" .

Именно Президент РФ и Федеральное Собрание должны разрабатывать и утверждать государственную идеологию. При этом необходимым условием должно быть привлечение широкого круга политической, религиозной и научной общественности. Как отмечают В.И. Коваленко, Е.В. Голошумов, "без четкого научного обеспечения... она может обернуться еще одним монстром, которые уже не раз терзали Россию, стать средством политического манипулирования, направленного против страны и народа" . Кроме того, считаем целесообразным вынесение соответствующей концепции на всенародное обсуждение.

В рамках становления нового федеративного государства невозможен возврат к старым идеологическим догмам, необходима новая интегрирующая национальная идея, которая должна основываться на демократии, гражданственности, патриотизме. "Достижение не провозглашаемого, а реального единства правового, политического и социально-экономического пространства станет необратимым в том случае, если у всех народов, проживающих на территории Российской Федерации, выработается ощущение принадлежности к России не на основе крови, а на основе историко-культурной общности и единого государственного языка"

По способу существования бытие разделяется на два мира:

1. Мир физических явлений, или материальный природный мир . Этот существует объективно , независимо от воли и сознания людей. Это мир живой природы, мир неживой природы, общество как материальная система;

Мир человеческого сознания, или духовный мир . Этот мир, в свою очередь, тоже можно подразделить на объективный и субъективный . Субъективный дух – это внутренний психический мир человека, он является достоянием отдельного индивида. В то же время совместная деятельность людей в обществе порождает такие духовные образования, которые являются достоянием не отдельных индивидов, а общества в целом. Объективная духовная реальность – это общественное сознание и его формы (наука, философия, мораль, искусство, религия и др.).

Вопрос о взаимосвязи этих двух способов существования бытия является основным вопросом философии . В зависимости от ответа на него выделяются основные философские направления: материализм, идеализм, дуализм .

Специфика бытия человека состоит в том, что он одновременно принадлежит и к природному, телесному миру как его органическая часть, и к миру духовному, принадлежность к которому и делает его человеком. Бытие человека и мир человеческой культуры демонстрирует единство объективного и субъективного в бытии.

4.Идея единства мира в философии.

Бытие проявляется в бесконечном множестве предметов, явлений, процессов.

[Современной науке известно: - около 30 тыс. видов минералов,

- 500 тыс. видов растений,

- 2 млн. видов животных;

- существует множество наров, стран;

- в нашей Галактике более 100 млрд. звезд,

- в доступной исследованию части Вселенной около 10 млрд. галактик и т.д. ]

Встает вопрос: можно ли утверждать, что, несмотря на это многообразие, существует единство мира?

Большинство мыслителей в истории философии, независимо от философского направления, отвечали положительно на вопрос о единстве мира. Однако в каждой конкретно-исторической эпохе основания этого единства определялись по-разному, в зависимости от господствующего принципа культуры.

В античности единство мира рассматривалось через принцип космоцентризма . Мир представляет собой одухотворенное целое, где природа – часть Космоса, а человек – часть природы. Мир един, т.к. представляет собой космическую гармонию.

В Средние века единство мира определялось через принцип теоцентризма : единство мира олицетворял Бог-творец.

В эпоху Возрождения единство бытия определялось принципом антропоцентризма : интегральной основой мира был человек.

В эпоху Нового времени принципом, определяющим единство мира, стал механицизм : мир един, т.к. представляет собой целостную систему, функционирующую по законам механики.

Современная наука единство мира связывает с его материальностью : мир един, т.к. он материален и существует в едином пространственно-временном измерении.

Проблема единства мира – одна из основных в онтологии. Ключевая категория для ее решения – субстанция (лат. substantia – основа) – первооснова бытия, являющаяся причиной и источником всего многообразия природных и социальных явлений. Понятие «субстанция» характеризует реальную действительность с точки зрения ее внутреннего единства, взаимосвязи всех форм ее существования.

В решении вопроса о субстанции бытия как основании единства мира выделяются основные философские направления.

Философский плюрализм признает существование нескольких или множества независимых друг от друга оснований бытия. Такой характер носили некоторые мучения Древнего Востока и античности (например, Эмпедокл сводил все многообразие вещей к четырем «корням»: земле, воде, воздуху, огню). В Новое время ярким примером плюрализма является система Г.Лейбница. Он считал, что все состоит из абсолютно простых, неделимых духовных частиц – монад (они образуют умопостигаемый мир, а мир вещей – «физический космос» - является производным от него). По мнению Г.Лейбница, количество монад бесконечно, они физически не взаимодействуют друг с другом, но вместе с тем они образуют единый развивающийся мир; это единство обусловлено существованием высшей монады – Бога . Т.е. плюралистические учения не противоречат идее единства мира.

Дуализм исходит из признания двух равноправных и несводимых друг к другу начал – материального и духовного. Крупнейшим представителем этого направления в философии Нового времени был Р.Декарт, который утверждал существование двух равноправных и независимых друг от друга субстанций: духовной (ее основной атрибут – мышление) и материальной (основной атрибут – протяженность). эти две субстанции пересекаются и активно взаимодействуют, однако их взаимосвязь является лишь механической. (Ярким примером такого взаимодействия является человек – единство телесного и духовного ). Основой единства мира выступает абсолютная бесконечная субстанция – Бог, который является Творцом всего мира и, по существу, единственной субстанцией (к духовному и материальному понятие «субстанция» можно применить лишь условно, т.к. они проявляются только в сотворенном Богом мире).

Монизм признает основой мира одну субстанцию, что приводи к утверждению о внутреннем единстве мира. Различается материалистический и идеалистический монизм. Идеалистический монизм в разных формах представлен в философии Платона (первооснова бытия – мир идей), религиозно-философских системах (божественное начало), в учении Гегеля (Абсолютная идея) и т.д. Материалистический монизм характерен для большинства стихийно-материалистических учений античности; в Новое время проявляется в учениях Т.Гоббса, Б.Спинозы (признание вечной и бесконечной субстанции, в которой соединяются Бог и природа и которая является причиной самой себя); в учениях французских материалистов; в философии Л.Фейербаха; в марксизме (здесь идея материального единства мира получила научное обоснование и дополняется диалектической концепцией развития); в русской философии – в учениях А.И. Герцена и Н.Г. Чернышевского и т.д.

П режде всего я хотел бы поставить некоторые во­просы, чтобы подробнее объяснить цель моего доклада. Например, в каком смысле можно сегодня разговаривать о Церкви иое роли в со­временном мире? И более того, может ли иметь Церковь такую обще­ственную роль в эпоху секуляризации? Можно ли разговаривать се­годня об оцерковлении всей жизни, или такие выражения и претен­зии окончательно устарели как умерший вид клерикализма? Ответ на такие вопросы для меня совершенно ясен и решителен: когда речь идет об оцерковлении жизни, это не имеет отношения ни к какому аб­солютизму духовной власти; как раз наоборот: здесь мы имеем дело с освобождением от всякой власти. Для нас оцерковление жизни, от­нюдь не подвергаясь опасности выродиться в абсолютистскую поли­тическую доктрину, которая стремится свести все к санкционирован­ному властью единообразию, предстанет скорее как возможность ра­дикальной релятивизации власти - власти гражданской, оконча­тельно подчиненной трансцендентному предназначению человека, его тайне и его бесконечной природе, и власти Духовной, которая именно в силу духовности перестанет рассматриваться как власть, чтобы стать предводительством и служением в любви, столь же авто­ритетными и обязывающими, сколь они свободны.

На самом деле, надо понимать, что человек свободен только если у него есть неприкосновенная природа, и он неприкосновенен только если он сотворен по образу и подобию Бога. В противном случае, он есть только одна из ничтожных частиц этого мира, а значит раб мира сего, раб общества или своих низменных побуждений, раб тоталита­ризма или своей падшей свободы, раб свободы, которая не знает, за­чем она свободна. История нашего века неоспоримо показала, что этот странный, двусмысленный гуманизм новой эпохи, гуманизм, не помнящий о своем происхождении, покоится на шатких основаниях. Как однажды заметил Достоевский, такая беспамятная «гуманность есть только привычка, плод цивилизации. Она может совершенно ис­чезнуть». И в этом смысле, история нашего века показала не то, что че­ловек без Бога не может организовать земной жизни, но то, что без Бога он может организовать ее только против человека.

Но перейдем к другому ряду вопросов. Если человек без Бога про­явил себя бесчеловечно, то значит ли это, что Церковь должна играть политическую или культурную роль, т.е. что Церковь должна стать поддержкой человеческих недостатков, одним из учреждений мира сего? Как сказал Владимир Соловьев: «Можно ли сводить всю сущ­ность христианства к одной гуманности? Есть ли цель христианства всеобщая гармония и благоденствие на земле, достигаемое естествен­ным прогрессом человечества? Наконец, заключается ли основание христианской жизни и деятельности в одной любви?». И ответ опять же ясен. Сам Соловьев отвечает: «Христианство не верит ни в луч­шую автономическую мораль лица, ни в разум собирательного чело­вечества, долженствующий рано или поздно создать рай на земле». Впрочем, как написал Ф.М. Достоевский: «Многие думают, что дос­таточно веровать в мораль Христову, чтобы быть христианином. Не мораль Христова, не учение Христа спасет мир, а именно вера в то, что слово плоть бысть».

Итак, мы сказали, что без Бога человек порабощается властью мира сего, и добавили, что нельзя смешивать христианство с полити­ческим учреждением, но тут возникает новый вопрос: как может Цер­ковь, не теряя своей неземной сущности, оправдать ожидания совре­менного человека? Как может разнообразие нашего мира находить себе место в единстве божественного царства? Всем кажется, что нельзя примирить разнообразие и множество с единством, все дума­ют, что единство подавляет и поглощает частные элементы, тогда как частные элементы исключают друг друга и утверждают свое частное бытие в ущерб единству. Но совсем иначе обстоит дело в христиан­ской Церкви и в замысле Бога, где единство обусловливает и вызыва­ет различие, и более того, чем решительнее утверждается единство, тем больше оснований для подлинного различия.

Таким образом, мы изложили основную мысль нашего доклада, ко­торая сейчас нуждается в более подробном объяснении. Здесь может нам помочь В. Соловьев со своими идеями о единстве и экуменизме. Экуменистические взгляды Соловьева весьма необычны, это будет со­всем очевидно, как только мы обратим внимание на то, что в момент наибольшей близости к католицизму (например, в 1886 году, после встреч с великим католическим епископом Штроссмайером), когда у всех на устах было его обращение к католицизму, Соловьев упорно ис­поведуется православному священнику и из его рук принимает при­частие. В 1896, напротив, когда кажется, что Рим уже далеко, Соловьев захочет принять причастие из рук католического священника. Вопре­ки всей странности такого отношения, мы знаем, что, начиная с опреде­ленного времени, по крайней мере с 1886 года, Соловьев признает ис­тинными все католические догматы (в частности, догматы о Непороч­ном Зачатии и папской непогрешимости) и разделяет позицию Рима по основным спорным вопросам (в частности, по вопросам о filioque), оставаясь, однако, православным до самой своей смерти и неизменно решительно отвергая обращение в любой его форме как «вредное», «невозможное» и «нежелательное». Еще более странно (и поэтому надо подчеркнуть эту идею), что для Соловьева Вселенская Церковь живет как в восточном Православии, так и западном Католицизме». Таким образом, также признавая все «догматы католической Церкви», Соловьев продолжает настаивать на непреходящей ценности право­славной Церкви, на том, что он никогда не перейдет в «латинство» и, более того, полагает, что индивидуальное обращение или внешнее еди­нение в любой его форме «не только не нужны, но и вредны для вселен­ского дела». Позволю себе сказать, что я также говорю здесь: я рим­ско-католический христианин, который смотрит на Православную Церковь как на Церковь-сестру и, более того, смею повторить то, что сказал кардинал римско-католической Церкви Жан Даньелу: «Я не ос­тался бы христианином, если бы не познакомился с Бердяевым», бла­годаря которому влюбился в две идеи христианского Востока: идею со­борности и идею преображения мира.

Но вернемся к Соловьеву. Стремясь объяснить его позицию, мож­но было бы усмотреть в ней некое безразличие к догматическим во­просам и противопоставление им жизни, отвлеченной от догматиче­ского содержания, но это предположение можно исключить сразу же. Для Соловьева догматы были отнюдь не интеллектуальными упраж­нениями, от которых надлежит отделаться, как только возможно, но «словом Церкви, отвечающим слову Божьему», чем-то, что связано с самой сущностью человека. Относиться к ним безразлично для Со­ловьева означает просто не отвечать на призвание, на призыв Божий, утратить чувство собственной ответственности перед лицом Бога и, следовательно, отвергнуть ту взаимосвязь с божественным началом, которое является основополагающим принципом самого человече­ского бытия. Можно было бы также счесть Соловьева приверженцем чисто субъективных форм религиозной жизни, в силу чего, неудовле­творенный реальным положением существующих Церквей, он якобы заменил их умозрительным конструированием, создавая несущест­вующий образ, единство и истина которого возникают из фрагментов, взятых то от одной Церкви, то от другой. Однако помимо того, что по­добное представление привело бы к заключению, что две тысячи лет христианство существовало без Церкви, Единой и Святой, сам Со­ловьев исключает его уже с 1876 года, когда говорит, что итог всех умозрительных построений, относящихся к предполагаемой «все­ленской религии» - вообще ничто. Коль скоро это так, у Соловьева, признавшего, что Римскую Церковь нельзя назвать еретической, как не могла ею быть и православная Церковь, оставался единственный путь - его путь: признать единство изначальным даром, признать, что «православная и католическая Церковь, хотя обе они и стоят перед жестоким искушением разделения, тем не менее остаются единой Церковью, несмотря на то, что внешне все представляется совершен­но иначе». И именно об этом говорил Соловьев: «Прежде всего долж­но признать, что как мы, восточные, так и западные, при всех разно­гласиях наших церковных обществ, продолжаем быть неизменно чле­нами единой нераздельной Церкви Христовой… Каждая из двух Церквей уже есть вселенская Церковь, но не в отдельности своей от другой, - а в единстве с нею».

Эта идея основана на уверенности в том, что каждая из двух Церк­вей получила в дар единство и полноту истины, полноту, которую каж­дый из нас может легко узреть в своей собственной Церкви, углубив­шись в ее собственное предание, то есть полноту и единство, потому что именно в них - Предание, доверенное Церкви, предание, которое не умаляется при встрече с иной традицией, но обретает в последней но­вую опору, получает более глубокое осмысление в своей смиренной, но полной истине и реализует ее, воплощая все более разнообразно.

Таким образом, мы достигли настоящей сердцевины идеи Соловь­ева о единстве - идеи, которая имеет свой первообраз в халкедонском догмате, утверждающем внутреннее, органическое и живое единство божественного и человеческого, без смешения и без разделения (неслиянно и нераздельно). Этот догмат свиденых принципов, единство человеческой конечности и божественной бесконечности, и таким об­разом нам показывается возможность реализовать это единство и в нашей жизни. В этом отрыве от утверждения единства, с его постоян­но подчеркиваемой изначальностью, позицию Соловьева было бы не­возможно защищать: не будучи оживотворены исходным единством, различия остались бы неизменны в своих претензиях на исключи­тельность, и тогда единство Церквей либо свелось бы к миротворчест­ву, в сущности, безразличному к истине, либо стало бы принципиаль­но невозможным.

Единство - это явление первоначальное, и только в силу его изначальности - «новой, благой жизни, которая дается человеку» и пото­му «называется благодатью» (благим даром) - становится возмож­ным различие. И эта идея об изначальном единстве является сердце­виной системы Соловьева, который не упускает случая уточнить, что «истина есть безусловное бытие всех в единстве, она есть вселенская солидарность, вечно пребывающая в Боге, утраченная природным Человеком и вновь приобретенная духовным Человеком-Христом» . Именно в этом смысле самая радикальная попытка подорвать хри­стианство - ересь - понимается прежде всего как подрыв единства, явившегося нам и обретшего свое телесное воплощение во Христе: «Основная истина, отличительная идея христианства, есть совершен­ное единение божеского и человеческого, осуществленное индивиду­ально во Христе и осуществляющееся социально в христианском че­ловечестве (…). Ересь нападала именно на это совершенное единство божеского и человеческого в Иисусе Христе» . Таким образом, победа над ересью есть, прежде всего, подтверждение этого единства в его ре­альности и во всем объеме, затрагивающем все измерения бытия .Охраняемое определениями Соборов и получившее свою окончатель­ную формулировку на Халкедонском Соборе как «внутреннее и пол­ное единение божественного и человеческого в нераздельности и не- слиянности» , это единство содержит в себе самом бесконечные воз­можности существования различий, которые, оставаясь таковыми, неслиянными, не позволяют разделения (и наоборот). Тогда как для ереси характерна именно неспособность сохранять различия, кото­рые, стремясь к самоутверждению, отделяются от единства, то есть утверждают свою частную исключительность и, в конечном счете, не­избежно смешиваются со своей противоположностью.

Соловьев уже описывал эту логику самоподавления различия в «Кризисе западной философии», где он, с одной стороны, показал, что идеализм, достигший своей высшей точки утверждения исключи­тельно рационального начала в ущерб началу природному и матери­альному, неизбежно обращается в свою противоположность, прида­вая статус реального, то есть эмпирического существования своей собственной абсолютной логической субстанции, и, с другой сторо­ны, что материализм впадает в ту же ошибку, придавая универсаль­ное, т.е. логическое, значение своему собственному реальному эмпи­рическому объекту. Вскрывая тот же механизм в самоутверждении первых ересей в качестве абсолюта, Соловьев без труда показывает в России, как легко, например, несторианство может обратиться в свою противоположность и, утверждая отличие человеческого от божест­венного, прийти к тем же заключениям, к которым ведет монофизитство, растворяющее человеческое в божественном. Предпосылки, го­ворит Соловьев, различны: для несторианства «человечество Иисуса Христа есть лицо законченное в себе», тогда как в монофизитстве «че­ловечество в Иисусе Христе поглощено Божеством», однако «заклю­чение безусловно тождественно»: если человек связан с божествен­ным началом чисто внутренне (несторианская ересь), то христиан­ской религии нечего сказать человеку, который остается брошенным, неискупленным, то есть в сущности отвергнутым; но именно к этому приходит монофизитская ересь: если человеческое начало в Христе поглощено божественным, «раз человечество Христа более не суще­ствует, воплощение остается лишь фактом прошлого, - природа и род человеческий остаются безусловно вне Божества». Выходит, и здесь религии сказать нечего человеку, который по-прежнему остает­ся предоставленным языческому Цезарю, как «с верным чутьем» по­нял Феодосии II, который, «не смущаясь кажущимся противоречием, перенес все свои милости с побежденного несторианства на только что нарождавшееся монофизитство».

Эта классическая идея единения видится Соловьеву как всеедин­ство, которое поддерживается и является самим собой в рамках невзаимоисключаемости частей между собой, неисключаемости целого частями и неисключаемости частей целым. Таким образом, для Со­ловьева у истоков всего - единение, которое уже «лично (ипостасно) совершилось в едином лице Иисуса Христа, совершенного Человека и совершенного Бога, соединяющего оба естества совершенным обра­зом неслиянно и нераздельно», и которое со своими отличительными чертами становится объективным основанием - основанием, кото­рое можно впоследствии обнаружить «в каждом истинном христиа­нине, поскольку он соединяется со Христом в таинствах, вере и доб­рых делах». Как таковое, оно является также основой Церкви, кото­рая есть не что иное, как «единение божеского и человеческого».

Журнал «Начало» №8, 1999 г.

Соловьев В.С. Россия и Вселенская Церковь. Собрание сочинений. Т. XI, с.147.

Ibid., с. 151.

Ibid., с. 153: «Синтетическое единство Творца и творения не ограничивается в хри­стианстве разумным существом человека, но охватывает и его телесное существо и, чрез посредство этого последнего, материальную природу целого мира. Еретический ком- промис бесплодно пытался изъять (в принципе) из богочеловеческого единства снача­ла: 1) самую субстанцию человеческого существа, объявляя ее то безусловно отделен­ной от Божества (в несторианстве), то поглощенной сим последним и исчезнувшей в нем (в монофизитстве);затем 2) человеческие волю и действие - разумное существо человека - погружая их без остатка в божественное действие (монофелитство);засим оставалась лишь 3) телесность, внешнее существо человека и чрез него всей природы. отвергнуть всякую возможность искупления, освящения и единения с Богом лоя мира материального и чувственного - вот основная идея иконоборческой ереси».

Ibid., с. 162.

Ср.: Соловьев В.С. Кризис западной философии. Собр. соч. ТЛ, c. 138-140.

Первая философская школа возникла в г. Милете - прибрежный город Греции, один из центров торговли (7-6 в до н.э.). Представители: Фалес, Анаксимандр, Анаксимен. Основная идея милетской школы - единство всего бытия. Эта идея выступала в форме тождественной всем вещам единой материальной основы - первопричины "архе".

Фалес считал первоосновой воду - "все происходит из воды и все в нее возвращается". Вода в понимании Фалеса - это "физис" (жидкое состояние вещества). Фалес известен не только как философ, но и как ученый - объяснил причину солнечного затмения, разделил год ни 365 дней, измерил высоту пирамид Хеопса. Самый известный тезис Фалеса - "познай самого себя".

Анаксимандр - ученик Фалеса. Написал трактат "О природе". В качестве "архе" Анаксимандр считал "оперон" - "то, что помимо элементов", абстрактное, нечто среднее, промежуточное, беспредельное. Оперон содержит в себе противоположности - горячее и холодное, сухое и влажное и т.д. Наличие в нем противоположностей позволяет ему порождать различные вещи. Оперон нельзя увидеть. Оперон является вечным (не имеет ни начала ни конца во времени).

Анаксимандр первым предложил не мифологическую теорию о возникновении Вселенной и примитивную эволюционную теорию происхождения жизни из воды. В начале всего было Бесконечное начало, которое включало в себя все элементы в смешанном виде. Затем из Бесконечного начала образовались первоэлементы - огонь, вода, земля, воздух.

Анаксимен - ученик Анаксимандра. Считал, что все вещи возникли из воздуха и представляют его модификации благодаря сгущению и разрежению. Воздух - это вещество с противоположными качествами. Он родственен душе человека. "Душа приводит в движение тело человека, а воздух - Вселенную".

Мыслители милетской школы рассматривали в качестве первоначала природу и были монистами (считали что все возникло из одного начала).

Фалес как философ. О Фалесе как философе первым написал Аристотель. В "Метафизике" сказано: "Из тех, кто первым занялся философией, большинство считало началом всех вещей одни лишь начала виде материи: то, из чего состоят все вещи, из чего первого они возникают и во что в конечном счете уходят, причем основное пребывает, а по свойствам своим меняется, это они и считают элементом и началом вещей, И поэтому они полагают, что ничто не возникает и не погибаст, так как подобная основная природа всегда сохраняется... Количество и форму для такого начала не все указывают одинаково, но Фалес - родоначальник такого рода философии - считает ее водою" 1 /Аристотель. Метафизика, кн. I, гл. 3./. Таким-то образом и осмыслил Аристотель суть учения первых философов, которых мы называем стихийными материалистами.

Вода - философское переосмысление Океана, Нун, Абзу (Апсу). Правда, название его сочинения "О началах" допускает, что Фалес поднялся до понятия первоначала, иначе он не стал бы филосом. Фалес, понимая воду как начало, наивно заставляет плавать на ней землю - в этой форме он еще и представляет субстанциальность воды, она пребывает подо всем, на ней все плавает.

С другой стороны, это не просто вода, а вода "разумная", божественная. Мир полон богов (политеизм). Однако эти боги - действующие в мире силы, они также души как источники самодвижения тел. Так, например, магнит имеет душу, потому что он притягивает железо. Солнце и другие небесные тела питаются испарениями воды. Сказанное можно подытожить словами Диогена Лаэртского о Фалесе: "Началом всего он полагал воду, а мир считал одушевленным и полным божеств" 2 /Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979, с. 71./.

Ф. Энгельс подчеркивает, что стихийный материализм Фалеса содержал в себе "зерно позднейшего раскола" 3 /Маркс К., Энгельс Ф. Соч, 2-е изд., т. 20, с. 504./. Божество космоса - разум. Перед нами здесь не только антимифологичность Фалеса, поставившего на место Зевса разум, логос, сына Зевса, который отрицал своего отца, но и заложенная в протофилософском учении возможность идеализма.

Онтологический монизм Фалеса связан с его гносеологическим монизмом: все знание надо сводить к одной единой основе. Фалес сказал: "Многословие вовсе не является показателем разумного мнения". Здесь Фалес высказался против мифологического и эпического многословия. "Ищи что-нибудь одно мудрое, выбирай что-нибудь одно доброе, так ты уймешь пустословие болтливых людей".